Поколение победителей

Между тем просека плавно перетекла в разрезанное оврагами редколесье, и тут уж собачки под управлением егеря оторвались вовсю. Только нырнули в густые заросли усыпанного ягодами шиповника, и почти сразу откуда‑то изнутри поднялись с кряканьем несколько уток. Как водится, бабах! И так шесть раз, это значит, и я куда‑то выпалил. Только черт его знает, этот результат. Утки или попадали, или ниже взяли, после снопов огня из стволов в глазах пятна света, да еще окружающее пространство прилично заволокло белым дымом, а запах… Как канализацию прорвало, хорошо хоть ветерок все быстро растащил. На фиг, на фиг такое развлечение. Впрочем, собачки подсуетились и довольно скоро приволокли окровавленную тушку.

Довольный Музыкин подвесил тушку к какому‑то специальному приспособлению на сумке, похожему на кучу кожаных ремешков‑хвостиков с колечками на конце.[1071] Не знаю, уж как определили, кто именно свалил птицу, но Петр Степанович сразу приобрел какой‑то первобытный и весьма неприятный вид. Часа через три блужданий по перелескам он уже тащил четыре птичьих трупа, Конон мог похвастаться тремя. Я старался не отстать, стрелял раз десять, но совершенно безуспешно.

Солнце давно миновало зенит, и предложение Альбертыча пойти к оборудованному кострищем шалашу было воспринято с немалым энтузиазмом. Азарт охоты ушел, сеттеры шарились где‑то вдали, на еще не распуганном пространстве кустов. Товарищи офицеры неслабо закусились, что лучше, старый Sauer‑8 аж 25‑го года или новенькая, едва с завода, ТОЗ‑34. Гладили чеканку, смотрели в стволы, говорили о чоках, получоках, брандтрубках и прочих приятностях немудреной механики. Хотя я из отличий понял только одно – у «немца» товарища Конона стволы горизонтальные, а у музыкинского ТОЗа – «вертикальные». В любом случае мое ружье шло, вне конкурса – оказывается, егерь умудрился меня загеноцидить по признаку калибра, дав маленький 16‑й вместо более современного 12‑го,[1072] да еще особо удружил с патронами, снаряженными допотопным дымным порохом,[1073] не иначе, расстроила его моя реакция на «Альберт Альбертыча».

Только решил расслабиться, разрядить ружье и закинуть наконец эту бесполезную железную палку за спину – из травы, метрах в тридцати, с каким‑то противным чмоканьем сорвалась небольшая птица и полетела быстрыми зигзагами прочь. Рефлекс уже был набит: не задумываясь, выпалил дуплетом в сторону добычи… Никакой реакции. Более того, длинноклювое создание сделало широкий полукруг и, вытянув прямые ноги, уселось на кочку совсем рядом, чуть не на прежнее место! Пока менял патроны, тихо спросил у спутников:

– На них вообще охотятся?

– Вполне, – шепотом ответил Петр Степанович. – Стреляй, пока сидит, влет не возьмешь.

– Это бекас, – вторил ему Конон, с интересом наблюдая за моими действиями.

– Неспортивно по сидячей‑то, – посетовал я. Отставать от офицеров мне не хотелось, но и таскаться с тушкой особого желания не было. – Придется вспугнуть сперва.

Впрочем, дожидаться моего крика дичь не стала, сразу после звонкого «клац!» закрываемых стволов бекас поднялся на крыло, явно намереваясь повторить свой козырный полет. Бабах! Даже сквозь дым я увидел, как заряд дроби практически впечатал птицу в землю.

– A sniper killed a snipe! – прокомментировал происходящее разведчик.

– What? – машинально переспросил я.

– Да бекас по‑английски – снайп, – как‑то подозрительно покосился на меня Конон. – Хороший выстрел.

– Случайно попал. – Я честно постарался сменить тему.

Меня заметно напрягало другое – тушка подбитой птички весила граммов сто, это с перьями, клювом и дробью. Соответственно, меня мучил вопрос – не издеваются ли надо мной старшие товарищи, выдав за знаменитую добычу какого‑то дятла‑переростка. Успокоился я только во время готовки полевого обеда, когда «снайп» пошел в разделку наравне с парой «даков». Надо заметить, не было никакой «настоящей» охотничьей романтики, пережигания углей, вертелов из деревянных прутьев, запекания в глине и прочих псевдоресторанных рецептов. Альбертыч опытной рукой ободрал с тушек перо вместе с кожей, заметив походя, что щипать и опаливать дольше. Заодно порубил уток на куски, как это делают советские женщины с обычными домашними курицами. Далее продукт был смешан со специями, приправлен картошкой и выложен на совершенно прозаическую чугунную сковороду, для которой над костром были вмонтированы специальные опоры из металлических уголков.

Неизменной в СССР водки было всего чуть – бутылка на троих: ведь еще нужно ехать домой. Но беседу она заметно оживила. По крайней мере, товарищ Молодый перестал ломаться и, когда егерь отошел кормить собак, начал рассказывать о жизни в Англии.

– …Конечно, там мне приходилось соответствовать образу бизнесмена… какая вилла у меня была! Восемь спален, три этажа, двойной свет в гостиной и люстра из настоящего хрусталя! А мебель… сплошное красное дерево! Дюжина машин в гараже, я их только специальным авиационным бензином сотой марки заправлял!

– Это ж какой штат прислуги надо! – поразился я, отложив на время жесткий, пахнущий тиной кусок грудки.