Поколение справедливости

Кажется, ему приходится ничуть не легче. Он ходит с отрешенным, потерянным видом, будто существуя где-то в своей, туманной реальности, где нет никого, кроме него, – в столовой я несколько раз замечаю, как он в кого-то врезается и, никак не реагируя на возмущение, идет дальше. Порой он смотрит на меня, выныривая из своего тумана, но лишь тогда, когда думает, что я этого не увижу. Мне и не надо видеть – я ощущаю на себе его тяжесть, чувствую его отчаяние, боль и искреннее сожаление; и вес его чувств опускается на мои плечи, заставляя прилагать все больше усилий для того, чтобы просто передвигать ноги…

Какой тут может быть праздник?

Я пытаюсь отказаться, ссылаясь на головную боль, которая в последние дни будто сжимает мою голову в тисках, не ослабевая даже под действием обезболивающего. Зря – своими словами я лишь понапрасну встревожила Солару, и она настояла на том, чтобы я непременно зашла к доктору.

Но на праздник идти все равно придется. Приглашение стать почетным гостем на уровне Совета – слишком большая честь, от которой мне никто не позволит отказаться. Впрочем, Солара просит лишь дождаться объявления результатов, улыбнуться, пожать руку Министру, а затем Стратегу, после чего я смогу уйти.

Раз уж даже Кондор в этот вечер решил переступить через свою нелюбовь к публичным мероприятиям…

Валентина встречает меня непривычно хмурым видом. Она передвигается по мастерской с большой осторожностью, периодически замирая на месте с закрытыми глазами. Похоже, она вовсе не преувеличивала, когда говорила, что последствия от почти одновременного введения транка и стимулятора будут длиться очень долго.

Когда она вручает мне чехол с платьем для праздника, я наконец-то догадываюсь поблагодарить ее за то, что она поручилась за меня во время суда. Валентина лишь отмахивается.

– Ерунда, – тихо говорит она. – Какой же это суд? Скорее попытка показательной расправы. Звезды сошлись не в твою пользу, – поясняет она. – Капрал Бреггс, один из обвинителей, – хороший друг Фарруха, до которого все-таки дошло, что он лишился всех привилегий только для того, чтобы стать частью вашего плана для финального испытания. Фур-фур – та еще мстительная стерва, а тут такой роскошный способ насолить вашему отряду… – Валентина морщится, видимо, переживая очередной приступ головной боли. – Но ничто не сравнится с тем, как отыграюсь на тебе я. – Она ухмыляется, приоткрывая обувную коробку, которая стоит на ее столе. – Туфли на высоком каблуке, дорогуша.

Вместе с этой коробкой я получаю еще одну, побольше и плоскую, с просьбой передать ее Соларе. Капрала даже не приходится искать – я застаю ее в нашей общей комнате. Она сидит перед зеркалом, а Паула заплетает ее длинные волосы в какие-то замысловатые косы.

– Что это? – не отрываясь от плетения, с любопытством спрашивает Паула, когда Солара достает из коробки записку.

– «Одолжила для тебя из музея Старого Мира», – читает Солара вслух. – Похоже… – девушка вновь открывает коробку, – похоже, это платье. – Она вытягивает из коробки рукав из синей, полупрозрачной ткани, а затем и все платье целиком.

– Кажется, капрал Валентина решила сэкономить на вас свое время, – замечает Паула с усмешкой на лице.

Солара хмыкает, явно соглашаясь с Паулой, и переворачивает записку.

– «Не волнуйся, ты будешь первой, кто его наденет, оно хранилось в упаковке».

Услышав это, Паула вдруг застывает, беззвучно шевеля губами, а затем на ее лице расцветает хитрая ухмылка.

– Капрал Солара, – медленно говорит она, – а ведь я знаю, что это. Неужели вы…

– Это платье, – безуспешно пытаясь справиться с улыбкой, быстро говорит Солара, закрывая коробку и поднимаясь. – И ничего, кроме платья, курсант Паула! – предупреждающе восклицает она, заметив, что Паула вновь хочет что-то сказать.

– Конечно же. – Паула провожает Солару взглядом. Легко вздохнув, едва за капралом закрывается дверь, Паула разворачивается ко мне, требовательно скрещивая руки на груди.

– А твое платье где?

Мне приходится выдержать примерку, борясь с необъяснимым желанием накричать на Паулу, которая виновата лишь в своей излишней жизнерадостности, что для меня сейчас подобна яду.

И я внутренне вздрагиваю каждый раз, когда она обращается ко мне по имени.

Паула куда-то улетела, оставив меня, к моей радости, в одиночестве, но я не тороплюсь снимать платье, всматриваясь в свое отражение в зеркале.

Глубокий бирюзовый цвет, мой любимый цвет…

Вот только кому из нас он нравился – настоящей Арнике, что сейчас спит в Ожидании, или же этой девушке из зеркала, у которой даже нет собственного имени?

Какая она, спящая Арника? Какой она могла бы стать, если бы тот ученый не подменил ее мною, и она продолжала бы жить своей жизнью? Каким был бы ее путь? И как мне понять, где заканчивается влияние ее прошлого, ее воспоминаний, и где начинаюсь я?

И есть ли я на самом деле?

Глядя на отражение, я чувствую, как шум в голове набирает силу.

Кто же ты?