Поколение убийц (Generation Kill)

Первый разведбатальон переезжает в свой последний лагерь в Ираке — на бывшую иракскую военную базу у города Ад-Дивания, в 180 километрах южнее Багдада. Рота Браво в итоге обустраиваются в одном из самых паршивых мест лагеря. Бойцы размещаются на открытой бетонной площадке рядом с траншеями, где находится сортир, и ямами, в которых сжигают мусор. Песчаные бури не прекращаются. Большинство морпехов были в душе всего один раз за последние сорок дней. Мужчин донимают мухи и дизентерия. Исследуя этот последний адский лагерь почти что с удовлетворенной улыбкой, капрал Майкл Стайнторф — пулеметчик из второго взвода — говорит: «Куда бы нас не занесло во всем мире, единственное, что остается неизменным в корпусе морской пехоты — это то, что мы обязательно заканчиваем в какой-нибудь случайной, богом забытой дыре».

Старшие офицеры, которые разместились в лагере в казармах поприличнее, окружены ореолом победы. Первый разведбатальон — один из самых маленьких, легко вооруженных батальонов в корпусе — большую часть времени возглавлял блицкриг морпехов с конечным пунктом в Багдаде. «Ни одна другая армия в мире не способна сделать то, что сделали мы, — говорит мне Феррандо. — Мы — американские шоковые войска». Генерал-майор Джеймс Мэттис, у которого я также беру интервью в Ад-Дивании, не может нарадоваться на мужество и инициативу, проявленные бойцами первого разведбатальона. Победный успех в этой войне он в значительной мере приписывает им. «Они должны гордиться собой», — говорит он.

Когда я возвращаюсь в лагерь второго взвода и передаю бойцам похвалу генерала, они стоят в пыли и размышляют над этими радужными замечаниями. В конце концов, капрал Габриэль Гарса говорит: «Да? Но мы все равно наделали кучу глупостей».

Несмотря на успешный прорыв через дюжину засад и перестрелок, морпехи-разведчики не выполнили работу, для которой их готовили: засекреченную, потайную разведку. «Как правило, в нашей работе, — говорит Колберт, — если в нас стреляют, это значит, что мы провалились. Враг не должен нас обнаружить. Мы — самые обученные морпехи во всем корпусе. А то, как нас использовали в этой войне — это все равно, что взять Феррари и пустить в расход в гонках на выживание. Мы неплохо справились, но это не наша работа».

Даже если так, большинство морпехов не скрывают восторга от боевых действий. «Это ни с чем не сравнится, — говорит капрал Рэдман. — Сражение — это предельный всплеск адреналина. В тебя стреляют. Ты отстреливаешься, все вокруг взрывается в хлам. Все чувства восприятия перегружены. Это единственное, что не преувеличивают военные».

Несмотря на все неурядицы и дискомфорт, настроение в этом адском лагере приподнятое. Морпехи снова спят по ночам — впервые за несколько недель, каждое утро варят кофе на огне, разведенном при помощи взрывчатки С-4, после обеда бегают по несколько миль при 110-градусной жаре (по Фаренгейту), играют в карты, непрерывно закладывают за губу табак Copenhagen и часами делают жимы с импровизированной штангой, которую они соорудили из шестерен и маховиков разбитых иракских танков. «Черт возьми, да это же просто потрясающе, — заявляет как-то утром капрал Джеймс Чеффин, двадцатидвухлетний морпех-разведчик, подогревая свой кофе шариком взрывчатки С‑4. — Поверить не могу, что мне платят за то, что я качаюсь, потягиваю табак и зависаю с самыми крутыми в мире парнями».

Сержант Эспера все так же пишет длинные письма жене и иногда делится с морпехами помладше мудростью, которой набрался на улицах Лос-Анджелеса. Как-то вечером он говорит, что если бы писал мемуары о тех днях, когда занимался конфискацией машин, еще до вступления в морскую пехоту, то назвал бы их «Всем похуй». По словам Эсперы, идеальные место и время, чтобы изъять или даже украсть автомобиль — это среди бела дня на забитой парковке. «Запрыгивай и вали, и пусть орет сигнализация — никто тебя не остановит, никто даже не взглянет в твою сторону, — говорит он. — И знаешь, почему? Всем похуй. Для моей работы, это был ключевой момент. Наколоть тебя могут только те, кто любит делать добро. Терпеть не могу этих благодетелей. Слава Богу, их не так уж много осталось».

Многие морпехи, с кем я общаюсь, скептически настроены по отношению к целям, которые служат оправданием для этой войны — борьба с терроризмом, изъятие оружия массового уничтожения (которое мы так и не нашли). Немало из них признают, что, скорей всего, эту войну развязали из-за нефти. Осматривая из лагеря взорванные здания на горизонте, медик роты Браво Роберт «Док» Брайан говорит: «Война ничего не меняет. Все здесь было хреново, еще до того как явились мы — хреново и сейчас. Лично я не верю в то, что мы «освободили» иракцев. Время расставит все по своим местам». Колберт — один из немногих, кто каждый день продолжает следить за ходом войны в новостях ВВС. Когда по ВВС показывают репортаж о подразделении Армии США, которое случайно расстреляло мирных жителей, он гневно вскакивает и проносится мимо своих сослуживцев-морпехов, мирно дремлющих на бетоне.