Поколение влюбленных

Больше, чем больницы, я не переношу только паспортные столы, и поэтому, мне было не по себе. Матвей так и не объяснил, что мы должны обнаружить. Он держался уверенно, расспрашивал своего приятеля по имени Сан Палыч о пациентах, а я плелась следом, стараясь не смотреть по сторонам. Мне казалось, что медсестры провожают нас насмешливыми взглядами. Мы прошли через все отделение, мимо одинаковых дверей в палаты, мимо холла с бежевыми диванчиками и молчащим телевизором.

— Вы сегодня решили начать с седьмой палаты? — спросила Сан Палыча веснушчатая девушка в белой медсестринской шапочке.

— Да, Леночка, — мушкетерские усы вежливо повернулись в ее сторону, — как у нас там дела?

— Вы Коваленко имеете в виду? — уточнила белая шапочка. — Все по-прежнему. Есть отказывается, к телефону не подходит. Вчера сестра привезла какой-то постер, говорит, что любимая группа. Повесили на стену. Только, по-моему, никакой реакции…

Я слушала вполуха. Какой-то Коваленко отказывался есть и не смотрел на постер. Меня это не касалось.

— Ясно, — сказали усы Сан Палыча, выслушав медсестру, — пойдем посмотрим, посовещаемся с коллегами.

Под коллегами имелись в виду мы с Матвеем.

Первое, что мне бросилось в глаза при входе в палату, — крикливый постер почившей группы «Ария», пришпиленный канцелярскими кнопками к стене.

Под ним на больничной койке, сложив руки на животе, лежало юное пухлощекое создание с ярко-рыжими, разумеется, крашеными волосами. На существе были оранжевая майка с черной надписью «Visavy» и черные, очень короткие шорты. Я сообразила, что это и есть та самая голодающая Коваленко. Когда мы вошли, она даже не пошевелилась.

В палате было еще три кровати и две пациентки. Одна — женщина средних лет с торчащей химической завивкой на голове, обвисшими щеками и тяжелым сиплым дыханием. При виде Сан Палыча она тут же поднялась с постели и заговорила маслено-приторным голосом неумелой кокетки:

— Доброе утро, Александр Павлович! Замечательно выглядите!

— Вы тоже, Надежда Васильевна, — вежливо соврали усы Сан Палыча.

— Ой, Александр Павлович, зачем вы по отчеству? Я же вам говорила, что ко мне можно просто Надя обращаться.

— Хорошо, Надя, а теперь давайте посмотрим, что у нас с давлением.

Сан Палыч быстро измерил давление, задал одышливой Наде еще пару вопросов и перешел к следующей пациентке. Это была девушка-подросток с очень бледным лицом и длинными темными волосами, спускающимися по плечам. Она сидела на кровати, подогнув под себя ноги, поглощенная маленькой книжкой из серии «Азбука-классика». Я хотела взглянуть на название, но при нашем приближении девушка быстро закрыла книгу и положила ее на тумбочку «лицом вниз».

— Как дела, Маруся? — ласково спросил Сан Палыч, присаживаясь рядом с ней на кровать.

Девушка по имени Мария привычно протянула руку и ответила:

— Все нормально.

— Должно быть не просто нормально, а хорошо, — с притворной строгостью сказал Сан Палыч, быстро наматывая на ее тонкое предплечье широкую ленту тонометра, — и с каждый днем должно становиться все лучше и лучше.

Девушка вяло улыбнулась и быстро глянула на нас, замерших как истуканы над ее койкой. Я невольно поежилась: у Марии были глаза бездомного щенка.

В последнюю очередь Сан Палыч подошел к постели Коваленко. Она лежала в той же позе, что и десять минут назад. Ее глаза упорно смотрели в потолок.

— Катя, нужно измерить давление, — мягко, но настойчиво сказал Сан Палыч. Однако я почувствовала, что он растерян и не знает, как себя вести с этим рыжеволосым меланхоличным ангелом.

Ангел с банальным именем Катя оторвал взгляд от потолка и перевел его на нас. Глаза у нее были восхитительно — зеленые.

— Зачем? — спросила она.

— Катя, так полагается, — терпеливо сказал Сан Палыч, неловко опускаясь на край кровати. Катины глаза снова устремились вверх.

— Я же вам говорила, что это бессмысленно, — устало-холодным тоном произнесла она, — вы, конечно, можете измерить мне давление и даже выписать какие-нибудь витамины. Но, — тут она слега передернула круглым плечиком, обтянутым оранжевой футболкой, — жить я все равно не буду.

— Катя, не надо так говорить, — Сан Палыч выглядел как несправедливо приговоренный арестант, даже его бравые усы поникли, — ты сама не представляешь, как быстро все меняется в жизни.

— Что? — Зеленый презрительный взгляд вернулся в нашу сторону. — Это ваша обязанность — врать пациентам?

— Катя, как ты можешь так говорить! — на заднем фоне возмущенно закудахтала Надя.

— Я говорю правду, — не повернув головы, процедила Катя, — в отличие от некоторых. Мне надоело, что везде все врут. Дома, на улице, по телевизору — одно вранье.

«Фу, какой низкопробный пафос», — подумала я. А Коваленко с вызовом глянула на Сан Палыча: