Поколение «все и сразу»

Она не поворачивается – мне не выпадает счастливая возможность схватить ее за руку и неожиданно остановить. Нет. Неужели эффект неожиданного сюрприза накрылся? Она стоит и ждет. Смотрит на меня большими, зелеными глазами, наполненными теплотой благодарности, которая тайной энергией подхватывала и уносила душу в долину цветов и беззаботности, слегка покусывает нижнюю губу…

– Это тебе.

В смешной нелепости я вручаю ей шоколад, так глупо и широко улыбаясь, будто это меня порадовали любимой сладостью, и вместо слов Карина бросается на шею. Торжествовала она по-детски, игриво и искренне, без сухости, без единого намека на взрослость… Не устоять на месте: эта бешеная радость заражала меня…

– Нет же, правда, после этой дурацкой процедуры оставить тебя без сладкого. Я просто не мог!

– Спасибо! Это очень, очень приятно!

Ради этой искренней, милой улыбки, ради ее сияющих глаз, ради ее восторженности и веселого духа я готов хоть каждый день дарить ей шоколад. Я балую ее конфетой – она радует меня. Торгашество, а не влюбленность, с одной стороны, но с другой… А где обойтись без извлечения выгоды и сделок различного рода?

И все же Каринина боязнь крови наложила некое послевкусие. Я не торопился возвращаться домой и размышлял на тему страха: темнота, клоуны и воображаемые монстры, вся эта чушь давно позади, рядом с призраком подросткового возраста. Единственный сохранившийся, одолевающий нынче, – это страх оказаться нереализованным, на обочине жизни. Это неосязаемое пугает намного больше существенного. Мое нахождение в мире зависит не только от меня самого, но и от случая, оттого, повезет ли или нет, оттого, смогу ли я пересилить себя или нет… Еще большая опасность кроется в смысле. Не видишь смысл – пиши пропало. Смысл должен быть везде, особенно, в жизни, иначе никак, иначе она как пустая бутылка – лишь мусор, вызывающий презрение у всех подряд. Свой собственный смысл я толком так и не обрел, утешаясь мыслями о том, что все еще впереди, что время еще есть. Время есть, но ведь критический момент однажды настанет…

Я несу службу солдатом возле парадной в ожидании Карины: она, предупредив и извинившись, задерживается почти на двадцать минут. Ничего не остается, кроме как рассматривать прохожих и окружающую местность. Да и любоваться тут не чем: у сталинских домов привлекательны только фасады, особенно в период темени, когда зажигается подсветка. Изнутри же это непримечательные строения грязно-желтого цвета, лишенные даже самых простейших балконов. Что же за несчастные судьбы кроются за теми уродливыми стенами? Детей не видать, довольные мордочки не носятся по детской площадке с радостными воплями, отчего скромные площадки кажутся пустым и заброшенными, забытыми поколением, что возвело их…

Я оглядываюсь всякий раз, когда, пища, распахивается дверь, и всякий раз огорчаюсь, видя незнакомое лицо. Что меня поражает – так это то, что выходящие осматривают меня с откровенной недоброжелательностью, будто я вор или убийца, поджидающий их среди белого дня на открытой улице.

– Извини, что задержалась, мама неожиданно попросила помочь, не могла отказать, – искренность и легкая обеспокоенность в ее голосе вызывают улыбку. Какая разница, по какому поводу тебя там задержали, если теперь мы вместе, если теперь никто нас не обременит, если теперь мы принадлежим только друг другу! Все тягости утомительного ожидания забылись по щелчку пальца, словно встретились мы по счастливой случайности, словно я и вовсе не торчал на одном месте, то скрещивая руки на груди, то пряча их в карманах… Она обнимает меня и еще раз наивно благодарит за шоколад, на что я по неизведанной, странной привычке усмехаюсь. – Ну, куда поедем?

– Куда-нибудь в центр, без разницы.

– Тогда выйдем на Пушкинской, а там уже решим.

Мы так и поступаем, без передышки болтая, идем, хаотично выбирая улицы – при этом меня тенью преследует навязчивое желание взять ее за руку. Когда я замечаю, что сил у нее не шибко-то много для прогулки, я без слов предлагаю остановиться в первом попавшемся кафе: бесхитростно открываю дверь и без предупреждения учтиво пропускаю Карину вперед. День теплый, но такой, какой предвещает конец лета, забравшегося на территорию осени, если судить по календарю. В светлом от солнечного сияния помещении, где гудят кондиционеры, пирует возбужденное оживление.

– Добрый день, – устало восклицает молодой человек за прилавком, пододвигаясь к кассовому аппарату с намерением скорее вырвать из наших уст заказ, чтобы скорее отделаться. Я киваю и негромко обращаюсь к Карине. Все так до банальности просто…

– Что хочешь?

– Латте.

– А сироп?

– Кокос.

– Два латте с кокосовым сиропом, – обращаюсь я к ровеснику, и тот сразу же передает заказ баристу. Я достаю банковскую карточку, застываю в ожидании и вместе с тем киваю Карине на свободный столик.