Поколение «все и сразу»

Винные бокалы, тем временем, опустели до дна. Зазвенел колокольчик над входной дверью. Пара сорокалетних разместилась в противоположном конце зала. Я невольно, больше из интереса, принялся сравнивать себя с вошедшим мужчиной: хоть он и был не слишком красив, но движения его отличались от моих плавностью и уверенностью. Он четко знает, как держаться, что говорить, и в глазах его не тлеет искорка страха… Обслуживает их тот же самый официант – единственный на весь ресторан сегодня, – впрочем, помощники тут и не требуются, и я замечаю, что отношение его к старшим гостям более то ли уважительное, то ли ответственное. Перед ними он со стороны кажется совершенно другим, более учтивым, как мальчишка… Как будто интуитивно осознает, что перед ним теперь достаточно дорогие и влиятельные посетители, одежда чья при всем при том походит на повседневную, не без гордости заканчиваю сравнение я.

– Порой мне кажется, что я совсем не умею разговаривать с людьми.

– Почему это? – Она вскидывает на меня удивленные глаза, выпрашивающие интересных историй, размышлений и выводов…

Официант, подав меню новым гостям, принимается за наш столик. Сначала он уносит мою тарелку, потом – Каринину. Все это время мы молчим немыми рыбами… И уже потом, когда уносить больше нечего, он совершенно учтиво обращается больше к девушке, едва наклонившись вперед с блокнотом и ручкой наготове:

– Что-нибудь еще? Не хотите попробовать…

Во мне заигрывает старым шепелявым радио обязанность против воли сделать заказ, как будто мне только что бросили вызов, не позволяющий отклонить честь… Какое-то необъяснимое чувство сдерживает меня, мешая поднять голову и заглянуть ему прямо в глаза темно-карие.

– Что-нибудь еще будешь? – Обращаюсь я к Карине.

– Нет, спасибо.

Как бы в легкой обиде спрятав блокнот с ручкой в карман, официант отчаливает. Теперь-то и можно вернуться к прерванной теме:

– Иногда кажется, будто мне не о чем разговаривать с людьми. Знаешь, в школе был у меня приятель, мы дружили вынужденно, и как-то раз я жутко захотел объяснить ему то же самое, но… Упустил случай. В тот день, когда желание особо бушевало, мы просто молча по обычаю дошли до перекрестка, где и распрощались, а после, уже на следующий день, мне как-то то ли противно, то ли стыдно было возвращаться с этим же вопросом к нему.

– Но не все же время только и болтать. Мне, например, и молчать с тобой нравится. Тебе комфортно со мной молчать?

– Кончено.

– Нет, я серьезно. К чему все эти вопросы до? Я, честно, не раздражаю тебя своим молчанием.

– Конечно же нет, – я испускаю короткую улыбку, отдаваясь какому-то незначительно легкому и очаровательному чувству. – Просто сейчас, как мне кажется, не время молчать.

– Если бы люди ходили в рестораны только ради разговоров…

– М-да, звучит-то ужасно. Какой-то вид новой проституции. Впрочем, – усмехаюсь я, вдруг прокрутив в голове образы всех ненавистных мною людей, вокруг которых в непонятном урагане крутятся деньги или которые охотятся за чужими кошельками, – не такой уж и новый.

Глаза Карины в удивлении и недоумении округляются – я ляпнул глупость, может, даже задевающую ее принципы или самолюбие…

– Но… Ты ведь не считаешь меня…

– Нет конечно! И не смей о том думать.

– А ведь в какой-то момент я даже усомнилась… Я порой не понимаю, когда ты шутишь. Это все твоя серьезность: порой ты чересчур серьезно ко всему относишься. Слишком. Ты то не уверен, то слишком серьезен, и нет золотой середины.

Я молчу. Выглядываю в окно: осенний вечер наводнил улицу темнотой. Недостает мороси и разбрасываемых машинами брызг. Каждое мгновение я ожидаю увидеть официанта со счетом, но тот как сквозь землю провалился.

– Наверное, нам уже пора.

Сейчас или никогда. Последний шанс. Сердце бешено стучит, я так и не придумал, что сказать…

– Пожди минутку.

Я покрываю ладонью ее крохотную ладонь. Нежное касание. Кожа у нее холодная, а сам я весь трясусь от волнения… Ее удивленный взгляд, покусывание губ… Она явно ждет, догадывается, может, представляла эту минуту не раз…

– Я кое-что подготовил специально для тебя…

Выудив из кармана, я вручаю ей открытку. Уже давно не сбивалось так дыхание, уже давно по телу не бегала неукротимая дрожь – верные признаки того, что душа жива и юна и наполненная мечтательность и хрупкими надеждами.

«Я хочу, чтобы ты была моим праздником, который всегда со мной», – измененное название романа Хемингуэя, используемое мной в качестве изюминки…

– Господи! – Восклицает она. – Я… Я не знаю… Как мне реагировать? Можно, я обниму тебя? Или… Просто дай я тебя обниму!

Мы поднимаемся. Щеки красны от полыхающей восторженности. Она так плотно прижимается ко мне, что я чувствую сквозь тонкую ткань девичьего платья, как в легком дрожанье поднимается и опускается ее грудь. Она что-то бессвязно шепчет.

– Я в восторге… – Большее, что удалось разобрать.

Победа, которой недостает провозглашения…

– Так ты… Ты можешь ответить мне взаимностью?

– Конечно, спрашиваешь еще! Просто… Так волнительно, что я не знаю… Слова не подбираются… Я ведь тоже хочу не просто сказать…

– Я счастлив знать, что это взаимно.