Покончить с ФРС

Рон Пол: В сущности, я так понимаю австрийскую трактовку экономических циклов на свободном рынке: когда мы прибегаем к инфляции, печатаем новые деньги, мы искажаем процентную ставку и заставляем людей делать глупости. Они делают слишком большие вложения капитала, инвестирование становится неэффективным, появляется излишек производственных мощностей, в результате чего требуется коррекция. Об этом писали многие известные представители австрийской школы — уверен, вы их знаете: Мизес, Хайек и Ротбард, а также Генри Хэзлитт, и они сделали немало правильных прогнозов. Именно этим меня и привлекли их труды. Так, например, Мизес прекрасно понимал, что советская экономическая система, в конце концов, окажется недееспособной.

В 1920-х годах экономисты австрийской школы объяснили, что может произойти в 1930-х. Ни один представитель австрийской школы не удивился, когда в 1989 году лопнул пузырь в Японии, а у Японии, между прочим, был резервный капитал. И разумеется, самым значимым прогнозом австрийской школы стало предсказание разрыва Бреттон-Вудского соглашения и того, что нам пришлось пережить в 1970-х. В свете всего этого сейчас нам следует задать себе вопрос: почему мы до сих пор поддерживаем инфляцию? С 1995 по 1999 год денежный агрегат М3 увеличился на 41 %. Его рост за этот период в два раза превысил рост ВВП, что еще больше усугубило сложившееся положение.

Мы пользуемся тем, что доллар является мировой резервной валютой — это позволяет нам сохранять финансовый пузырь. Из-за огромного дефицита текущего баланса мы теперь берем в долг более миллиарда долларов в день, чтобы профинансировать наше процветание. Большинство экономистов хоть из австрийской школы, хоть из любой другой согласится с тем, что это нестабильная ситуация и что-нибудь рано или поздно произойдет.

Недавно я видел статистику, которая показывает, что общая сумма кредитов на повседневную деятельность, выданных подконтрольными ФРС банками, выросла на 22 % и продолжает увеличиваться. Америка является самым крупным дебитором мира. У нас 1,5 триллиона внешнего долга, сейчас он составляет 20 % ВВП, и такую статистику многие экономисты считают недобрым предзнаменованием.

В связи с этим я хочу задать вопрос: в чем же не правы экономисты австрийской школы? По каким пунктам вы их критикуете и почему заявляете, что мы не можем принимать ничего из сказанного ими?

Второй мой вопрос связан с производительностью труда. Многие уже высказывались о том, что у нас нет точной статистики. Эстевао и Лач указывают на то, и это написано в материалах Федерального резервного банка Сент-Луиса, что в расчетах не учитываются временные сотрудники и это искажает всю картину. Стивен Роуч из «Морган Стенли» говорит, что мы не принимаем во внимание сверхурочную работу. Роберт Гордон из Северо-Западного университета отмечает, что в 99 % случаев рост производительности труда наблюдается в компьютерной отрасли и он никак не связан с экономикой в целом, а значит, нам нельзя успокаивать себя тем, что рост производительности труда защитит нас от будущих коррекций, которые могут оказаться достаточно серьезными.

Алан Гринспен: Я буду рад поучаствовать в серьезной академической дискуссии по поводу австрийской школы экономики и ее влияния на современные экономические воззрения, ведь я посещал семинары Людвига Мизеса, когда ему было около девяноста лет, а у меня все еще было впереди. Так что я давно знаком с идеями австрийской школы и считаю, что многие из них до сих пор актуальны. Несомненно, они во многих отношениях повлияли на экономическую науку в целом, и отсылки к ним можно найти во многих академических материалах, которые появляются на страницах разных современных журналов, хотя обсуждение редко, даже практически никогда не ведется с их позиций.

У нас выдающаяся экономика, которая определяет нашу внутреннюю и внешнюю политику. Как показал опыт не одного поколения, силы, которые обуславливают экономические изменения, сами постоянно меняются, и человеческая природа остается единственной несомненной константой во всем этом процессе. Думаю, все экономисты прежде всего стараются понять, что именно заставит экономику двигаться в том или ином направлении в непосредственном будущем, и я рискну утверждать, что взгляды на это меняются каждое десятилетие. У нас были одни взгляды на инфляцию в 1960-х, а сейчас, в сущности, идея низкой инфляции мало кого привлекает, во всяком случае большинство не рассматривает низкую инфляцию как нечто желательное.

Факторы, которые способствуют стабильности рыночной экономики, периодически меняются, и мы видим, что определенные гипотезы о том, как работает система, со временем перестают соответствовать реальности. Поэтому я могу сказать лишь то, что длинные щупальца, если позволите так выразиться, австрийской школы проникли далеко в будущее и большинство их идей оказали сильное и, по моему мнению, даже необратимое влияние на господствующую экономическую мысль в нашей стране.

Рон Пол: У вас нет времени ответить на вопрос о производительности, но я предполагаю и в некотором роде надеюсь, что вы сказали бы примерно следующее: не обращайте внимания на этих экономистов австрийской школы, поскольку если мы будем воспринимать их воззрения как истину в последней инстанции, помня о том, что некоторые их прогнозы сбылись, то это будет лишний повод для беспокойства. Пожалуйста, переубедите меня в том, что они правы.

Алан Гринспен: Позвольте мне отметить, что существует большая разница между экономическим анализом и прогнозами, сделанными на основе этого анализа. Особенность экономики заключается в том, что она редко меняется в соответствии с прогнозами так, как это предполагалось. Я знаю о серьезном споре по вопросу данных о производительности труда. И я не хочу в него ввязываться, иначе нам пришлось бы вести его как минимум до конца месяца. Мне кажется, факты все больше убеждают нас в том, что в нашей стране происходят фундаментальные структурные изменения, которые оказывают влияние на производительность труда.