– Согласен, – кивнул Филипп и положил ладонь на ее руку.
Тамара не отняла руку. Посмотрела на молодого человека и сказала:
– Ты, конечно, очень интересный человек. Но не надо спешить.
К столику подошел крепкий мужчина лет сорока. Он наклонился и поцеловал Тамару в щеку.
– Познакомься, – сказала ему Тамара, – это Филипп. Бизнесмен и очень интересный человек. Возможно, мы с ним будем работать вместе.
– Валентин, – назвал себя мужчина и протянул руку Первееву, – а с Тамарой мы большие друзья, да и соседствуем с ней.
– Валентин – хозяин этого заведения, – объяснила Баранова.
Худайбергенов махнул рукой, подзывая официантку, и, когда та подбежала, распорядился:
– Бутылочку шампанского и парочку порций икорки.
Филипп достал телефон, набрал номер и стал ждать ответа. Приложил аппарат к уху, потом посмотрел на экран.
– Странно, – удивился он. – Звоню, звоню, и все впустую.
– Жена, наверное, уже спит, – рассмеялась Баранова.
– Нет у меня жены, ты же знаешь, – обиделся Первеев, – звоню адвокату, а он второй день не отзывается.
– Адвокатам вообще верить нельзя, – с видом знатока произнес Валентин, – им бы только бабла срубить, а что потом будет – их не волнует. В нашем доме одного такого взяли.
– С мальчиками повязали, – пояснила Тамара и засмеялась.
– В каком смысле? – не понял Первеев.
– В том самом, – спокойно произнес Худайбергенов, – педофилом оказался наш сосед.
– Как такое возможно? – удивился Филипп.
– Ты, наверное, святой человек, – снова засмеялась Баранова, – у каждого свое хобби. А вообще, у себя дома можно делать все, что угодно. Но только по обоюдному согласию. Или по троюродному.
Подошла официантка с подносом и выставила на стол бутылку шампанского и две вазочки с красной икрой.
– Что-то еще желаете? – спросила девушка.
Тамара молча поднялась, и Филиппу показалось, что она хочет уйти.
– Мы же не поговорили еще толком, – сказал он, пытаясь удержать ее за руку.
Помощница депутата взяла со стола бутылку, протянула ее Первееву и произнесла деловым тоном:
– Мальчики, а чего мы тут сидим? Поехали ко мне, там обо всем и потолкуем.
Баранова ехала в «Мерседесе» Первеева, который старался не отставать от «Рендж Ровера» Валентина. Это едва удавалось делать, потому что Тамара гладила его колено, а потом ее рука скользнула выше.
– Валентин женат? – спросил Филипп только затем, чтобы не молчать, как дурак.
– Женат, конечно. Светка моя подруга. Если хочешь, и ее позовем, но лучше не надо: она, когда расслабляется, орет как резаная.
Первым в ворота паркинга въехала машина Валентина, а следом «Мерседес» Первеева. Тамара показала, где гостевая парковка. Поставили машину, направились к дверям, ведущим во двор. Из будки вышел охранник и поинтересовался, на какое время оставлена машина.
– До утра, – ответила Баранова и повернулась к Филиппу.
– Дай ему пятьсот рублей. У нас такая такса здесь. Бывший директор ТСЖ установил. За это его и грохнули недавно.
– Какой у вас интересный дом! – удивился Первеев. – Здесь, как я думаю, скучно не бывает.
Они зашли в подъезд, Тамара протащила гостя за руку к лифтам и, не боясь, что ее могут услышать, сказала:
– Консьержек ненавижу! Одна тут вообще стукачка – на ментов в открытую работает, об этом все знают.
У лифтов их поджидал Худайбергенов.
Когда оказались в кабине, он спросил:
– Насколько я понимаю, Светку звать не будем.
– Не-а, – ответила Баранова и засмеялась.
Лифт остановился. Вышли из него и остановились у дверей квартиры. Она протянула ключ соседу:
– Открывай давай!
Первой вошла внутрь и включила свет. За дверью оказалась огромная гостиная – вернее, просторная студия, посреди которой на помосте высилась широкая кровать. Баранова шла к ней не спеша, повиливая бедрами и снимая одежду. Когда на ней остались только стринги, Тамара произнесла:
– Мальчики, мне сегодня очень грустно. Утешьте меня.
Глава восемнадцатая
Она не стала подниматься на лифте, шла по ступеням, считая этажи. Когда оставался всего один пролет, задержалась, чтобы перевести дух. Сердце стучало быстро и гулко. Зря, конечно, она сюда пришла. Кому нужна она здесь, где ее не помнят и не ждут. Да и не узнают, как в прошлый раз. Она поднялась на площадку и подошла к двери, из которой вышла ровно тридцать лет назад. Подняла руку, чтобы коснуться кнопки звонка, но не решилась. Рука безвольно упала вниз. Не стоит! Все зря – все годы прошли впустую, их нельзя вернуть. Жизнь уходит, не оставив ничего, кроме любви к дочери, к внуку и к человеку, который, скорее всего, предал ее. Думать об этом не хотелось, потому что сами собой наворачивались слезы.