Покорение

Краска гнева окрасила его бледное лицо. Ничтожество?! Брату следовало бы стыдиться его? Безвольная тряпка? Он? Он, Тирл Говард, тряпка? Во Франции, еще будучи мальчишкой, он выигрывал турниры! Мог побить любого рыцаря! Женщины бросались ему на шею. Умоляли о поцелуях, а эта… эта девица с мальчишескими повадками заявляет, что получила от него не мужской поцелуй?

Можно подумать, она разбирается в поцелуях! Воображает себя такой светской леди, что все знает о поцелуях… да и вообще об отношениях мужчины и женщины? Только и разбирается что в оружии, сражениях и… и лошадях. Для того чтобы отличить поцелуй истинного мужчины от поцелуя безвольного ничтожества, нужно прежде всего быть женщиной! Нужно прежде всего…

Он резко тряхнул головой, прерывая свою молчаливую тираду, и грустно усмехнулся. Может, он действительно переиграл, изобразив полную беспомощность? Но было так приятно ощущать, как она прижимается к нему в попытке приподнять с земли! Когда она приникла к нему, он ощутил жесткую повязку и понял, что она специально это делает, чтобы казаться мальчиком. До чего же бесплодная попытка: ведь каждое движение выдает в ней женщину. Непонятно, как кто-то может считать ее мужчиной?!

Мальчик ни за что не вернулся бы проверить, жив ли он. Конечно, Тирл не поцеловал бы мальчика, спровоцировав тем самым нападение, но, так или иначе, мальчик не вернулся бы.

Прислонившись к дереву, он на секунду прикрыл глаза. Что за необыкновенная девушка: сама страсть и ярость, под которыми таятся нежность и доброта. Она и. не подозревала, какое воздействие производит на мужчин! И так отличалась от других женщин, кокетничавших, флиртующих, обещавших и никогда не державших слова. Эта девушка не станет флиртовать и дразнить мужчину. Она привыкла говорить все, что думает.

Тирл отошел от дерева. Возможно, они больше не увидятся.

Он медленно пошел вперед. Может, скоро на нею наткнутся люди брата. Если кто и знает, что задумали Перегрины, так это брат. Оливер, вне всякого сомнения, будет доволен, услышав, что Тирл наконец заинтересовался семьей врага.

Заред уныло смотрела в маленькое, пробитое в камне окошко, наблюдая за тренировками мужчин. Два дня заключения в башне на хлебе и воде — вот ее наказание за то, что до полусмерти перепугала братьев. Северн орал на нее добрый час, когда она, хромая, приплелась домой. Гнев Рогана оказался куда страшнее: под его взглядом она чувствовала себя маленькой-маленькой. И еще очень хотелось провалиться сквозь землю.

Зато крики Северна позволили ей молчать и не извиняться за случившееся. Она просто промямлила, что хотела прокатиться, но жеребец Северна сбросил ее, и пришлось возвращаться домой пешком. Девушка очень жалела о потере коня, но, разумеется, понимала, что дело могло кончиться куда хуже. Учитывая все это, два дня заключения в башне были легким наказанием. Больше всего она боялась, что братья не позволят ей ехать на турнир.

— Если из-за Говардов я лишусь этого удовольствия, — пробормотала она, — собственными руками прикончу подлое, ноющее, трусливое ничтожество.

Услышав стук открывшейся двери, она подскочила. В комнатушку вошла Лайана с накрытой тканью корзиной. Заред сдержала улыбку, зная, что Лайана, несмотря на внешнюю суровость, безмерно добросердечна. Она, конечно, испугалась, что без мяса и вина золовка за два дня умрет от голода.

— Принесла тебе поесть, — объявила она. — Правда, ты этого не заслуживаешь, ибо всех нас подвергла опасности.

— И очень об этом сожалею, — заверила девушка, потянувшись к корзинке. — Ты такая милая! Принесла мне еду, которой я не заслужила.

Она устроилась на краю грязной кровати и принялась с аппетитом жевать.

— Не могла же я позволить тебе голодать, — заметила Лайана, садясь на единственный стул и осматриваясь. — Здесь не место людям!

Заред не считала комнату такой уж плохой: подумаешь, несколько блох, несколько крыс… вполне можно жить! Зато она знала, что именно от Лайаны зависит, попадет она на турнир или нет, потому что Роган во всем слушал жену. Если Лайана скажет, что Заред нельзя ехать, Роган ни за что не позволит ей шагу ступить за стены замка!

— Не думаешь, что мне пора выйти замуж? — спросила она, вгрызаясь в толстый ломоть свинины.

Лайана растерянно уставилась на нее.

— Наверное, ты права, но вряд ли твои братья, да и ты сама, дали себе труд поразмыслить над этой идеей.

— Почему же… я поразмыслила. Может, мне давно следует иметь свой дом и детей, и тогда я избавлюсь от этого. — Она обвела рукой жалкую клетушку. — И от Говардов тоже.

— О, Заред, как ты права! Твоя жизнь стала бы совершенно иной, будь у тебя своя семья! И твои братья, наверное, освободились бы от ненависти к Говардам, если бы мы породнились с другим родом! — кивнула Лайана.

— Вот как? Значит, у тебя кто-то есть на примете? Жених для меня?

— Нет, — медленно протянула Лайана. — Мы здесь настолько оторваны от остального мира, что никого не видим. Правда, может, моя мачеха знает кого-то.