Покорение Америки

Но ещё более неважный вид был у тех, кто находился в просторном багажнике. Например, Пеларатти, которого глава семьи знал почти двадцать лет, лежал с перерезанным горлом, и лицо его было белее бумаги. Не лучше выглядела и остальная троица. Бонанно сглотнул застрявший в горле ком, ему стоило огромных усилий не показать нахлынувшую вдруг слабость.

– Кто это сделал? – хрипло спросил он.

Вместо ответа, Джон протянул ему записку, найденную в багажнике.

По мере того, как Бонанно читал, лицо его наливалось краской. Закончив, он поднял тяжёлый взгляд на своего консильери.

– Джон, ты читал это?

– Нет, я увидел, что автор письма обращается к тебе, и не стал этого делать.

– Прочитай.

Дождавшись, когда консильери пробежит глазами текст, спросил:

– Это что, чья-то глупая шутка?

– Такими вещами не шутят, Джо. Понимаю, что у тебя творится на душе, но умоляю, не принимай скоропалительных решений. Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным, как говорил французский драматург Пьер Шодерло де Лакло.

– Всё умничаешь, Джон, – поморщился Бонанно. – Но в общем ты прав, спешить в таком деле не надо. А это кто? – Он кивнул на дрожавшего в страхе парня, которого придерживали под руки двое ребят из команды капореджиме Витторио Франко.

– Говорит, его зовут Анджело Перотти, я его как-то видел на рынке, там торгует его семья. Это он привёл машину сюда. Говорит, что его об этом попросил тот, кто сидел за рулём до него.

– Как он выглядел?

– Мужчина лет сорока, с чёрной повязкой на левом глазу, усатый. Хотя я думаю, что повязка могла быть липовой, для отвода глаз.

– Пусть мои люди поработают с этим Анджело. Повозят его по русскому району, без лишнего шума. Может, кого-нибудь и узнает, хотя в это слабо верится.

– Я так и хотел сделать. Поверь, Джо, я приложу все усилия, чтобы выяснить, кто это сделал и что это за Большой Иван. Мы никогда раньше не слышали о русской мафии…

– Узнай и доложи мне.

– Хорошо. А что делать с телами?

– Пускай их отправят в похоронное бюро Джованни Эсклизио, он друг нашей семьи, сделает всё в лучшем виде. Может, даже вставит Лоренцо стеклянный глаз и веко изобразит… Джон, проследи, чтобы семьи погибших получили хорошую компенсацию.

Только вернувшись к себе, Бонанно дал выход своему гневу, жертвой которого стала старинная китайская ваза, подаренная молодому главе семьи в прошлом году одним из друзей. Наверное, стоила она дорого, дешёвку ему не дарили бы. Но сейчас Джозефу было плевать и на вазу, и на многое другое. В нём кипела ярость, хотелось крушить и убивать, самому отправиться в этот чёртов русский квартал и устроить резню. Но всё же разум возобладал. Недаром он в свои годы возглавил одну из мощнейших семей Нью-Йорка, дела которой уверенно шли в гору, а без должного хладнокровия добиться этого было бы невозможно. Безусловно, нельзя было не учитывать влияние его консильери, который не один год служил ему верой и правдой. Джон никогда плохого не советовал, вот и на этот раз Бонанно прислушался к словам своей правой руки.

Открыв бар, он достал бутылку траппы и налил в стакан на два пальца. Лёд он не добавлял, потому что любил настоящий вкус, чистота которого достигается только при комнатной температуре. Опустившись в кресло, посмотрел, как играет на солнце янтарная жидкость и, прикрыв глаза, медленно влил её в себя. Хорошо… Хорошо вот так сидеть, отрешившись от всего мирского, зная, что у тебя есть любимая жена и дети – Сальваторе, которому стукнуло шесть лет, и четырехлетняя Катерина. Но перед глазами всплыли строки из записки, где Большой Иван грозит несчастьями его близким, если он, Джозеф Чарльз Бонанно, не потеряет интерес к русскому кварталу. Ярость снова начала подниматься в нём, и он с такой силой сжал опустошённый стакан, что тот лопнул в его пальцах.

– Чёрт! – выругался мафиози, обматывая порезанные пальцы носовым платком.

Следующие полчаса личный врач семьи приводил в порядок его руку. К счастью, обошлось без накладывания швов, но забинтованная ладонь вызвала у вернувшейся от подруги Фей немой вопрос.

– Ерунда, просто порезался, – отмахнулся Джозеф, целуя благоверную, ещё не узнавшую о произошедшем в русском квартале.

Свою супругу он обожал не меньше, чем детей. Фей Лабрузо родом была тоже с Сицилии, и в постели – бесподобна, заставляя его кончать за ночь по нескольку раз. Только этой ночью ему точно будет не до любовных утех.

Вернулся от похоронщика Тартамелла. Расположившись в углу в своём привычном кресле, консильери сообщил, что всё будет сделано в лучшем виде и что даже Лоренцо в гробу будет лежать со стеклянным глазом. Правда, его всё одно не будет видно, потому что искорёженное верхнее веко Джованни обещал сшить с нижним.

– К вдовам я уже отправил наших людей с деньгами, – добавил Джон. – Каждая получит по пять тысяч долларов как небольшую единовременную компенсацию. В дальнейшем им обещано, что о них и оставшихся без отца детях позаботятся.

– Это правильно, – кивнул Бонанно.

На столе затрезвонил телефон. Джозеф поднял трубку здоровой, левой рукой.