Линлун горько рассмеялась. Все-таки Небеса все видят!
Внезапно ее истеричный хохот оборвался. Со странным выражением лица девушка уставилась на сероватую стену своей камеры и произнесла:
– Вэй Инло, не думай, что все будет по-твоему. Человек не волен выбирать, как ему рождаться, но неужели он не может сам решить, как ему умереть?
Линлун ударилась об стену, решив так покончить с собой.
Когда эта весть достигла вышивальной мастерской, Вэй Инло была занята одеянием.
Множество вышитых летучих мышей на ярко-синем атласе складывались в знак «благополучие»[78]
. На молодой такой узор смотрелся не по возрасту, но пожилым сулил благоденствие.– Выйдите все отсюда.
В вышивальной мастерской остались только двое.
– И все же не было нужды умирать, – раздался голос матушки Чжан прямо над головой Вэй Инло. – Его величество, успокоившись, понял, что это была лишь оплошность и за подобное не следует карать смертью. Он тогда отдал приказ: пятьдесят ударов и ссылка в Работный дом. Но Линлун уже покончила с собой! Говорят, перед этим она все время кричала, что не поедет в Нингуту.
– Матушка, посмотрите, – сказала Вэй Инло.
Ответила она совершенно невпопад – матушка Чжан говорила о смерти Линлун, а девушка протянула ей одежду. Мягко улыбнувшись, Вэй Инло ласково пояснила:
– Бабушке Цзисян уже за семьдесят, она живет только на скудное жалованье внучки и терпеливо ждет, надеется, когда та окончит свою службу во дворце. Цзисян часто говорила, что когда вернется домой, то обязательно подарит бабушке одежду, сделанную своими руками. Из синего атласа, расшитую летучими мышами, как символ счастья…
– Инло!
– Теперь Цзисян больше нет, а эта старушка… Сможет ли она пережить, когда все узнает? Тогда уже не одна, а две жизни будут загублены. – Вэй Инло медленно повернулась к матушке Чжан и посмотрела ей прямо в глаза. – По-вашему, виновник всего этого заслуживает лишь пятидесяти палок?
В ее глазах не было и тени сочувствия.
Она ни разу не пожалела о том, что сделала!
Матушка Чжан смотрела на нее какое-то время, а потом произнесла:
– Инло, ты любишь и ненавидишь одинаково сильно, ты злопамятна и не прощаешь ошибок. С твоим характером тебе не следует оставаться во дворце… Ты же все-таки служанка…
Будь она госпожой, то такой мстительный нрав был бы ей только на руку – она с легкостью могла бы поставить на место людей ниже ее рангом.
Но Вэй Инло, как и матушка Чжан, была служанкой, обязанной заботиться о нуждах своих господ…
– Совсем скоро ты перейдешь во дворец Чанчунь. Если не обуздаешь свой нрав, то нарвешься на неприятности.
– Матушка, чего вы боитесь? – спросила Вэй Инло. Она потянулась к Чжан, положила свою красивую головку на ее плечо и очень ласково постаралась успокоить наставницу: – Я не собираюсь пока ничего делать с Фуча Фухэном. А если бы и собралась, то перед этим непременно узнала бы у него всю правду…
Но эти слова не развеяли тревогу матушки Чжан, напротив, лишь усилили. Она внимательно посмотрела на Вэй Инло и осторожно спросила:
– А если в случившемся с твоей сестрой действительно виноват он?
Вэй Инло рассмеялась.
Ее смех был прекрасен, на ум сразу приходили известные красавицы древности.
Заливистый смех Да Цзи[79]
во дворце Лутай, чья жестокость послужила причиной падения Шан. Долгожданный редкий смех Бао Сы[80], ради которого последний император Чжоу жег сигнальные огни, за что и поплатился своей страной. Нежный смех Ян Юйхуань, навлекшей несчастье на государство Тан.Женская красота подобна мечу, который может разрушать города и покорять страны.
Этим вечером Вэй Инло закончила свою последнюю работу в вышивальной мастерской.
То было ярко-синее одеяние из атласной ткани, расшитое летучими мышами.
Вэй Инло оставила его матушке Чжан. Завтра утром наряд заберет посыльный, который доставит его в родные края Цзисян вместе с остальными ее вещами.
Девушка задумалась, сняла с пояса яшмовую подвеску, оставшуюся от сестрицы, погладила вырезанные символы и тихо прошептала:
– Дворец Чанчунь, Фуча Фухэн, я иду.
Глава 34
Молодой господин
Вэй Инло перешла во дворец Чанчунь, и первым делом ей поручили подметать.
Кое-кто всерьез опасался, что Вэй Инло обойдет ее и безраздельно завладеет вниманием императрицы, поэтому на плечи Инло постоянно сваливалась самая трудная, изнуряющая работа, которая позволяла держать новую служанку как можно дальше от ее величества.
– Для госпожи она просто диковинка. Дней через десять-пятнадцать она про нее и не вспомнит, – бросила как-то Минъюй.
Вэй Инло случайно услышала это, ничего не сказала, только нахмурилась.