Это был компромисс, с которым Уилсон неохотно согласился. 28 декабря они пересекли 82-ю параллель и на следующий день разбили свой самый южный лагерь на отметке 82°15'. Гигантский бергшрунд[45]
, где шельфовый ледник взгромоздился на скалы, сводил на нет любые надежды о геологических изысканиях.Скотт и Уилсон прошли на лыжах ещё милю-другую, достигнув отметки 82°17'. Шеклтона оставили присматривать за собаками. Его даже не пригласили разделить триумф от покорения самой южной точки мира. Такого пренебрежения он никогда не забудет.
31 декабря Скотт наконец отдал приказ поворачивать назад.
Это «нужно» говорит о многом. У сдержанного Уилсона оно означает суровое осуждение. Ведь Скотт ради собственных амбиций рисковал жизнями своих спутников и был готов к ещё большему риску, чем тот, в котором признавался. Тайная запись в его навигационном блокноте говорит о том, что он планировал идти вперёд ещё в течение двух недель, с тем чтобы вернуться к складу, оставленному по дороге, лишь 14 февраля. Продуктов, растянутых до предела, хватило бы только до этого дня, но не дольше.
Когда они повернули назад, погода переменилась и двигаться стало трудно. Скотт несказанно удивился этому факту. Изменчивость снега, скользкого сегодня и липкого уже завтра, застала его врасплох, хотя подобных примеров в течение года было много. Снова проявилось удивительное для руководителя экспедиции отсутствие предвидения и абсолютное неумение приспосабливаться к ситуации.
Из дневника Скотта видно, как он мечется между безрассудством и угрызениями совести. В день, когда они повернули назад,
И два дня спустя:
Их жизни зависели от того, удастся ли найти склад, оставленный ими в сотне миль к западу, где хранились продукты, необходимые для возвращения на корабль. Как и всё остальное, он тоже был устроен без учёта требований безопасности. Склад пометили единственным флагом — булавкой в бесконечной пустыне. Скотт зафиксировал это место крестиком на карте открытой ими местности. Он исходил из того, что раз в тот момент видимость была идеальная, то и по возвращении всё будет выглядеть так же, поэтому удивился и возмутился, когда увидел, что теперь в этом месте всё окутано туманом. Кажется поразительным, что после двадцати лет, проведённых на флоте, встречаясь с ветрами и сталкиваясь с различными капризами погоды, он напрочь забыл о таком элементарном явлении природы, как туман.
В самый критический момент туман вдруг слегка рассеялся, и они увидели склад — маленькую точку, очень далеко, в неожиданном для них квадрате. Окажись погода чуть хуже, дела их были бы совсем плохи. Они погибли бы в том буране. Резервов не оставалось, продукты почти кончились.
К этому моменту все трое уже сильно страдали от цинги: конечности опухли, суставы болели. Сани они тащили сами, по словам Скотта, «медленно, монотонно и выматывающе, но… это всё равно бесконечно лучше, чем управлять сворой усталых и голодных собак». Несколько выживших собак давно потеряли остатки уважения к хозяевам и отказались работать. Им позволили идти рядом в надежде, что позднее всё-таки удастся заставить их тянуть сани.
Но, после того как люди два дня подряд сами тащили еду для собак, Скотт смирился с неизбежностью. Он приказал Уилсону (который обычно выступал в роли мясника; грязная работа — убивать без ружья) покончить с Нигером и Джимом, последними выжившими собаками.