Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

Скотт мгновенно превратился в легенду. С самого начала возникла неявная договорённость о необходимости подкорректировать первоисточники, чтобы защитить его имя и скрыть правду. За исключением Мирса все участники его экспедиции стали жертвами самоцензуры и, игнорируя собственные дневники, потворствовали его выгораживанию. К примеру, такую позицию заняли Гран и Дебенхем. «Эта трагедия — не результат отсутствия предусмотрительности, — говорилось в передовице „Таймс“. — Капитан Скотт не подтверждает своим примером английскую неспособность доводить выполнение задачи до конца». «Последняя экспедиция» Скотта была педантично очищена от всех записей, мешающих созданию идеального образа, особенно от тех, что демонстрировали его обиду на Амундсена, содержали критику спутников и, самое главное, говорили о его некомпетентности. Было сделано более семидесяти серьёзных купюр. Из текста удалили запись о публичном унижении Скоттом Трюггве Грана. Изъяли заявление Скотта относительно «большой и всё увеличивающейся ошибки» в картах Шеклтона. Психическое расстройство Эванса было замаскировано, в основном с помощью предположения о сотрясении мозга, хотя медицинские свидетельства говорят обратное. Слова Скотта, произнесённые им на полюсе в тот момент, когда он понял, что Амундсен уже был здесь: «Теперь — путь домой и отчаянная борьба за то, чтобы принести новости первыми», заменили фразой «…и отчаянная борьба. Хотелось бы мне знать, справимся ли мы» — а это совсем другое дело.

Президент Королевского географического общества лорд Керзон хотел провести расследование трагедии, уделив особое внимание причинам нехватки топлива и вопросу проведения спасательной операции, чтобы оправдать Скотта и предвосхитить массовую общественную критику, которая, как он напрасно боялся, скоро могла возникнуть. Однако от этого плана его отговорил адмирал сэр Льюис Бьюмонт. Его аргумент был прост: никто не может «заранее сказать, к чему приведёт это расследование». Аткинсон, осматривавший тела, отказался сообщать какие-либо медицинские детали смерти участников полярной партии. Такой тяжёлый груз, возможно, способствовал тому, что и сам он быстро оказался в могиле. Есть подозрение, что он мог скрывать признаки цинги, о которых никто не должен был узнать, иначе это отразилось бы на всём руководстве экспедиции.

Безмерное прославление Скотта приобрело характер болезненной озабоченности. Это началось с Кэтлин Скотт, которая, в соответствии с последней волей мужа, распоряжалась его бумагами. «Он ушёл последним», — написала она адмиралу Эгертону, пересылая адресованное ему прощальное письмо, которое как раз свидетельствовало об обратном. Это было одно из писем, найденных в палатке. На обороте есть приписка, сделанная рукой Боуэрса и говорившая о том, что именно он мог умереть последним, или по меньшей мере вызывающая сомнения в правдивости слов Кэтлин — если в тех обстоятельствах это вообще имело значение[119]. В любом случае это было крайне неудобное свидетельство. Его скрыли и опубликовали официальную реконструкцию последней сцены в палатке, художественно изображённую по просьбе Кэтлин Скотт сэром Барри.

Уилсон и Боуэрс умерли первыми [писал профессиональный драматург], после чего… капитан Скотт… расстегнув спальный мешок и… откинувшись назад, ждал прихода смерти. Мы знаем это потому, что в таком положении их и нашли… Детали могут отличаться, но в целом всё случилось именно так.

Скотт стал мифологической фигурой. Необходимость в такой фигуре назревала уже давно. Через год началась Первая мировая война, и, как заметил один писатель спустя много лет после описанных событий, Скотт подал

своим соотечественникам пример стойкости… Среди нас сейчас так много героев, так много скоттов… совершающих бескорыстные жертвы, [и] теперь мы начинаем понимать, каков источник наших подвигов на кровавых полях… Фландрии и Галлиполи.