Покорение Крыма

Пётр Александрович проявил снисходительность: в ответном письме назвал два города — Бухарест и Журжу, — а последнее слово оставил за Муссун-заде. Кроме того, он указал пять пунктов условий, на которых, по его мнению, можно было заключить перемирие: срок перемирия устанавливался до 1 июня (правда, если конгресс затянется — он мог быть продлён); положение армий обеих сторон на всё время перемирия оставлялось в нынешнем состоянии, без всяких передвижений; выговаривалась свобода и безопасность для посылки нарочных из Журжи через Константинополь в Архипелаг[19], где находился командовавший тамошними российскими морскими и сухопутными силами генерал-аншеф граф Алексей Григорьевич Орлов; перемирие должно было распространяться и на Чёрное море (чтобы лишить турецкий флот возможности подкреплять свои войска и крепости на побережье); наконец, предлагалось воздержаться от военных действий на Кавказе. Муссун-заде согласился с такими условиями, местом переговоров выбрал Журжу, а своим представителем назначил Абдул-Керим-эфенди.

Перед отъездом Симолина в Журжу Румянцев вызвал его к себе.

   — Мне ведомо, — сказал фельдмаршал, — что ваше собственное благоразумие и долговременная практика возвысили ваше сведение в делах политических. Поэтому помогать моим советодательством я не имею нужды. Но как уполномоченный её величеством к постановлению генерального перемирия — хотел бы вручить некоторые предписания... — Румянцев придвинул Симолину запечатанный красным воском пакет. — Здесь всё подробно изложено в письменном виде... Кондиции, что предлагаются с нашей стороны, ничего противного с предложениями, отправленными от Порты, не содержат. И, судя по последнему письму визиря, он на такие кондиции согласный.

   — Характер турок переменчив, — заметил Симолин, пряча пакет в портфель. — Они во всяком предложении могут заподозрить вредное себе и заупрямиться.

   — Все наши пункты, которые даются от меня по точному предписанию её величества, основаны на пользе и необходимости наших выгод. Переменять их ни в коем случае нельзя. Если вы узнаете, что турецкий комиссар Абдул не захочет согласиться к постановлению перемирия на помянутых пунктах, то разрешаю изъяснить их другими словами, изменив термины, но не меняя сути.

   — Можно предположить, ваше сиятельство, что комиссар найдёт трудности в принятии пункта о прекращении хода кораблей в Чёрное море. Ибо тогда их крепости Очаков и Кинбурн утратят нужное себе сообщение.

   — Скорее всего, так и будет, — согласился Румянцев. — В таком случае сделайте пристойное внушение, что мы выговариваем сие для взаимной безопасности, так как и наш флот, в Дунае и у крымских берегов имеющийся, этому же условию подлежать будет... Впрочем, я полагаюсь на ваше искусство и усердие к интересам её величества и верю, что удобными изъяснениями вы преклоните комиссара принять оные пункты.

   — Бог не выдаст — Абдул не съест, — иронично сказал Симолин.

Неожиданная шутка пришлась по вкусу фельдмаршалу — он басовито захохотал. А затем, уже без прежней официальности, почти по-дружески, заключил:

   — Я вам выделяю поручика Новотроицкого кирасирского полка Антона Кумани. После подписания перемирия пошлёте его в Архипелаг к графу Орлову. Поручик родом из тех мест и, зная употребляемые там языки, удобно справит свою должность... Кроме того, я посылаю в Журжу генерал-майора барона Игельстрома, препоручив ему устроить по вашим советам всё, что касаемо приёма турецкого комиссара. Мною дан также ордер командующему в Валахии генерал-поручику Эссену удовлетворять всем вашим требованиям относительно конгресса...

С небольшой свитой Симолин покинул Яссы и 13 апреля встретился с Абдул-Керим-эфенди в Журже.

* * *

Март — апрель 1772 г.

   — Теперь дело нашего примирения с Портой взяло кратчайшую дорогу! — радостно воскликнула Екатерина, прочитав реляцию Румянцева о грядущем начале переговоров с турками. — Мы этой дороги не только давно желали, но и направляли к её одержанию все наши политические меры и подвиги.

Впрочем, от её внимательного взгляда не ускользнула некоторая озабоченность фельдмаршала встречными турецкими запросами: о продлении перемирия на три месяца в случае разрыва мирного конгресса и о ручательстве за это перемирие посредствующих дворов. (О последнем особенно заботились послы Цегелин и Тугут, также приславшие свои письма Румянцеву и явно опасавшиеся чрезмерно выгодных условий, на которых мог быть подписан мир, что привело бы к значительному усилению роли России в европейской политике).

Прежде чем ответить Румянцеву, ожидавшему необходимых инструкций, Екатерина решила переговорить с Чернышёвым и Паниным.

Вице-президент Военной коллегии Захар Григорьевич Чернышёв не скрывал своего недовольства: