Покорение Крыма

   — Куда? — протянул Дементьев. — Да нас из города не выпустят. Поди, на всех дорогах уже посты стоят... Помирать придётся здесь. Может, уже поутру...

Однако ни утром, ни вечером, ни через день ни Веселицкого, ни его людей никто не потревожил. Казалось, об их существовании все забыли. И лишь неожиданный приход Осман-аги, скользко пригласившего резидента на аудиенцию к Сагиб-Гирею, перечеркнул зародившиеся было надежды, что всё образуется.

Пётр Петрович приказал свите седлать лошадей. А сам зашёл в соседнюю комнату, где встревоженная жена держала у груди две недели назад родившегося сына, молча поцеловал её в лоб, перекрестил малютку Гавриила и, прихватив стоявшую в углу шпагу, вышел во двор.

Вся свита — переводчик Дементьев, офицеры, гусары, толмачи, канцелярист Анисимов, — все четырнадцать человек верхом на лошадях ждали резидента.

Навалившись грудью на пегую лошадку, Пётр Петрович тяжело перекинул грузное тело в седло, тронул поводья.

Переулок, где располагалась резиденция, был пуст, но улицу, ведущую к ханскому дворцу, запрудили вооружённые татары. Увидев русских, они, крича, подбежали, остановили лошадей. Один татарин — высокий, горбоносый — выхватил из-за пояса саблю, ткнул Веселицкого в бок.

   — Сойди с лошади, гяур!

Пётр Петрович побледнел, обронил по-татарски:

   — Ты, видно, сошёл с ума... Знаешь, кто я?

Татарин надавил саблей сильнее — и снова:

   — Сойди с коня!

Веселицкий почувствовал боль, оттолкнул татарина ногой.

Толпа злобно загудела.

Видя, что дальше проехать не дадут, Веселицкий спустился на землю. Его тут же окружили спрыгнувшие с лошадей офицеры и гусары. Над их головами угрожающе взметнулись татарские сабли.

   — Не трогать! — крикнул Осман-ага, выжидательно наблюдавший за происходящим.

Татары, продолжая выкрикивать угрозы, неохотно расступились.

Резидент и свита снова сели на лошадей и по живому шумному коридору проехали к дворцу.

Ханские чиновники ввели всех в отдельную комнату, оставили одних. Едва они закрыли двери, стоявшие во дворе татары приложили к плечам ружья и стали стрелять в открытые окна. Резидент и свита неловко попадали на пол. Со стен на головы брызгами посыпалась штукатурка.

Когда выстрелы стихли, в комнату вошли Абдувелли-ага и Азамет-ага.

Веселицкий, чуть приподняв голову, прохрипел испуганно:

   — По мне стреляли... Посмотрите в окно.

Абдувелли-ага шагнул к окну, жестами отогнал татар, перезаряжавших ружья.

Поддерживаемый офицерами, Веселицкий, кряхтя, поднялся на ноги и, отряхивая ладонью кафтан, спросил запальчиво:

   — Для чего хан пригласил меня?.. Чтоб позор учинить?!

   — Хан велел объявить, что находящееся в Крыму российское войско нарушило мир и теперь мы с вами неприятелями стали, — сказал Абдувелли.

   — Этого не может быть!.. Позволь мне снестись с его сиятельством! Я от него уже пять дней никаких вестей не имею... Тогда я точно...

Веселицкий не договорил — в комнату заскочил чиновник и зачастил скороговоркой:

   — Хан велел, чтобы резидент оставил при себе нескольких людей, кого сам выберет, а остальных я заберу.

У дверей появились стражники с обнажёнными саблями.

Веселицкий покусал губы и нехотя покивал своему конюшему, капралу и трём гусарам Чёрного полка.

Стражники увели их.

А чиновник прежней скороговоркой:

   — Много ли казаков при почтовой службе состоит?

   — Тридцать будет, — буркнул Веселицкий.

   — Хан велел послать к ним человека сказать, чтоб вели себя смирно.

Веселицкий кивнул вахмистру Семёнову.

Тот, нервно ощупывая рукой эфес сабли, вышел за дверь.

Тут же появился другой чиновник.

   — Хан приказал оставить при резиденте только пасынка и переводчика, а прочих отвести в другое место.

Веселицкий наконец-то сообразил, что его хотят лишить охраны, и запротестовал:

   — Этих людей вы все отлично знаете! Они при мне не первый день состоят... Я не могу без них обойтись.

Чиновник посопел длинным носом и вышел.

Тотчас дверь резко распахнулась, в комнату ворвались мускулистые стражники, набросились на резидентских людей, сбили с ног и по одному — кого за руки, кого за волосы, — вытащили поручика Иванова, прапорщика Раичича, резидентского пасынка Леонтовича, толмачей, канцеляриста.

С Веселицким остались только подпоручик Белуха и переводчик Дементьев.

Пётр Петрович посмотрел на Абдувелли-агу, дрогнул голосом:

   — Прошу... по прежней дружбе... Жена моя только от бремени разрешилась, ещё слаба... Прошу дом и прислугу не трогать. А ей передать, что я жив-здоров.

Ага вышел, спустя минут пять вернулся, сказал, что по ханскому повелению у резидентского дома будет поставлена охрана.

В это время в комнату донеслись звуки недалёких выстрелов. Все замолчали, прислушиваясь. Стреляли часто, как в бою, но недолго.

А вскоре в дверях появился булюк-баша, державший в руке отрубленную голову. Он кинул её на пол, катнул ногой, словно мяч, к резиденту.

Пётр Петрович в ужасе попятился.

А булюк-баша, довольный шуткой, хохотнул:

   — Казаки-то упрямые попались. Умирать не хотели... (Посмотрел на Веселицкого). Отдай шпагу!

Пётр Петрович захорохорился:

   — Она не привыкла ходить по чужим рукам!