Покорение Крыма

Закувыркались, ломая шеи, вскидывая жилистые ноги, сражённые лошади. На всём ходу, как камни из пращи, полетели из сёдел сгорбленные всадники и, не успев даже вскрикнуть, разбивались насмерть о затвердевшую землю. Уцелевшие натянули поводья, пытаясь остановить бег обезумевших лошадей, отвернуть от дымящих пушечных жерл, чёрными зрачками выискивавших новые жертвы. На них в бешеном галопе налетели скакавшие позади, смяли, смешались, сталкиваясь и падая, топча копытами живых и мёртвых.

И по этому стонущему, храпящему в предсмертной муке месиву людей и лошадей вновь жадно секанула картечь. Грянули залпы батальонов Алексея Голицына, тягучим раскатом прокатившись с фланга на фланг... Ещё раз... Ещё...

   — А теперь, князь, ваш черёд! — вдохновенно прокричал Прозоровский Петру Голицыну.

Голицын, сдерживавший пританцовывавшего рослого жеребца, привстал на стременах, вскинул руку и величественным жестом послал вперёд все тридцать эскадронов своей кавалерии...

Разгром был полный!.. Сломленная, расстрелянная татарская конница отступала вместе с хлынувшими с линии и крепости янычарами. Бежавших к Солёным озёрам турок и татар эскадронцы рубили саблями, пронзали пиками, устилая степь убитыми и ранеными.

Неприятеля гнали 20 вёрст — гнали, пока не притомились кони...

Красное, словно налитое пролитой за ночь кровью, солнце медленно выползало из-за горизонта, задумчиво оглядывая пробуждающуюся после неспокойного сна выгоревшую степь. Ночная прохлада осела на землю серебряной росой, искрившейся в косых рассветных лучах.

Озябший Берг послал денщика в лагерь за водкой. Романиус продолжал попыхивать трубкой. Долгоруков и Эльмпт, сидя на скамье, молча наблюдали за всадником, во весь опор летевшим к кургану.

Это был офицер от Мусина-Пушкина. Он на ходу спрыгнул с коня, взбежал, задыхаясь, на курган, прохрипел сухим, срывающимся голосом:

   — Ваше... сиятельство... линия взята...

Генералы порывисто встали, сняли шляпы, чинно и неторопливо перекрестились.

Долгоруков подошёл к офицеру, крепко притиснул к себе, расцеловал и, отступив на шаг, обернувшись к генералам, задрожал губами:

   — Всё, господа... Всё... Ворота в Крым отворены.

Старик Берг расчувствовался, торопливо полез в карман за платком...

Генералы завтракали здесь же, на кургане. Стоя выпили за славу российского оружия, за государыню, за главнокомандующего, помянули павших солдат и офицеров.

А Долгоруков, указывая вилкой на крепость, где засели остатки турецкого гарнизона, прочавкал Мусину-Пушкину, приглашённому к столу вместе с Каховским и Прозоровским:

   — Ты, Валентин Платоныч, сковырни сию болячку... Ежели до вечера оружия не сложат — силой отбери!..

В полдень Мусин-Пушкин стал демонстративно, не прячась, подтягивать осадную артиллерию к крепостным стенам. Турки прекратили огонь, затаились, наблюдая за приготовлениями русских. Когда же граф с той же демонстративностью построил батальоны, крепостные ворота, заскрипев ржавыми петлями, открылись, выпустив трёх всадников.

К ним тотчас подскакали гусары, окружили, привели к Долгорукову.

Василий Михайлович, сидя на барабане, спросил небрежно:

   — Кто будут?

Депутаты назвали себя.

Услужливый Якуб скороговоркой перевёл:

   — Янычарские командиры Али-ага, Осман-ага и каймакам Эмир-хан.

   — С чем пожаловали?

Депутаты подали письменное прошение о пощаде и добровольной сдаче крепости со всей артиллерией, снарядами, провиантом.

Долгоруков подобрел:

   — Давно бы так... Мы пленным зла не чиним... Завтра и начнём!..

Но весь следующий день турки просидели в крепости, словно забыв о прошении.

   — Может, помощи от Селима ждут? — предположил Романиус. — Хотят время выиграть.

   — Ушло их время! — бросил Долгоруков. — Теперь карты сдаю я!

Он приказал Мусину-Пушкину напомнить туркам об их обязательстве и — если станут волынить — взять крепость штурмом.

Турки, видимо, поняли, что Долгоруков шутить не будет, и утром 16 июня сложили оружие и знамёна. А Эмир-хан поднёс командующему ключи от Ор-Капу.

Трофеи оказались богатые: на линии и в крепости русские захватили 86 медных и 73 чугунные пушки, 3 гаубицы, 10 мортир, 25 тысяч ядер, 1300 бомб, 1000 пудов пороха и много прочего снаряжения. Был пленён гарнизон — 871 турок.

Потери Второй армии при штурме оказались совершенно незначительны: 25 убитых, 135 раненых и 6 казаков пропали без вести.

   — А неприятель? — небрежно спросил Долгоруков, очень довольный тем, что утёр нос выскочке Петру Панину, едва не загубившему армию при взятии Бендер.

   — Ещё подсчитываем, ваше сиятельство, — доложил Мусин-Пушкин, шелестя рапортами командиров. — Но уже видно, что только убитыми более тысячи двухсот человек.

Долгоруков благодушно покряхтел и в который раз кинул взгляд на крепостные башни с реющими на ветру русскими знамёнами.

* * *

Июнь 1771 г.

Отряд генерал-майора князя Фёдора Фёдоровича Щербатова, выделенный из дивизии Берга для занятия турецкой крепости Арабат, 12 июня подошёл к Енишу, небольшому, в три десятка покосившихся домиков, рыбацкому селению на берегу Азовского моря.