Покорение Сюзанны (ЛП)

Никогда не обладал терпением и особенным благородством. И все же рядом с ней находил в себе и то, и другое. Она изменила меня, не дотронувшись и пальцем. Все полностью переменилось после того лета… слишком короткого лета, когда она пришла посидеть на камнях и полюбоваться морем.

Даже теперь, спустя целую жизнь, могу пойти к тем утесам и увидеть ее. Могу обонять море, которое всегда остается таким же, и поймать шлейф ее духов. Достаточно просто сорвать дикую розу, чтобы вспомнить огненный цвет ее волос. Закрыв глаза, услышать ропот воды внизу и ее голос, столь же ясный и столь же нежный, словно мы разговаривали только вчера.

Все напоминает о прошедших днях, о том первом лете, когда она стояла так близко, что можно коснуться рукой, и была такой же далекой, как луна.

— Утром мы покидаем Башни, — сказала она, не глядя на меня. — Дети не хотят уезжать.

— А вы?

Слабая улыбка тронула ее губы, но не глаза.

— Иногда интересно, жила ли я прежде. Служил ли моим домом подобный остров. Когда я впервые приехала сюда, у меня сложилось впечатление, будто я ждала, что снова увижу все это. Я буду тосковать по морю.

Возможно, это было только мое воображение, но, когда Бьянка посмотрела на меня, я ощутил, что она будет тосковать и по мне тоже. Потом она отвела взгляд и вздохнула.

— Нью-Йорк совсем другой, слишком шумный и суматошный. Стоя здесь, трудно представить, что существует такой город. Вы останетесь на зиму на острове?

Я подумал о холоде, о простирающихся впереди одиноких месяцах и проклял судьбу за насмешку над своим неисполнимым желанием.

— Мои замыслы меняются вместе с настроением.

Я произнес это легко, стараясь голосом не выдать горечь.

— Завидую вашей свободе.

Она повернулась и направилась туда, где на мольберте стоял ее почти законченный портрет.

— И вашему таланту. Вы изобразили меня гораздо значительней, чем я есть на самом деле.

— Увы, это не так.

Пришлось сжать руки в кулаки, чтобы сдержать порыв коснуться ее.

— Кое-что невозможно отобразить красками на холсте.

— Что, например?

— Бьянку. Достаточно одного этого имени.

Она, должно быть, ощутила мои чувства, хотя я изо всех сил пытался захоронить их в себе. Что-то замерцало в ее взгляде, когда она снова посмотрела на меня, и этот взгляд задержался на мне дольше, чем требовалось. Потом она отстранилась, осторожно, как человек, слишком близко подошедший к краю утеса.

— Когда-нибудь вы прославитесь, и люди будут умолять вас нарисовать что-либо.

Я не мог отвести от нее глаз, подозревая, что никогда больше не увижу ее.