Покоренная горцем

Припав к ее губам, он коснулся языком ее языка, повторяя при этом круговые движения бедер, возносившие Джиллиан к небесам. Когда же она прикусила его губу, Колин, не выходя из нее, перекатил ее на спину. Наблюдая, как она с радостью принимает его, наслаждаясь соитием, он восхищался ее изысканной красотой. Минуту спустя она громко закричала в экстазе, и Колин на мгновение замер, чтобы отсрочить собственную разрядку.

— Ты любишь меня, — сказала она чуть позже, лежа в его объятиях. — Но не хочешь назвать своей…

Но он уже считал ее своей. Согласно законам гор, она принадлежала ему, если он этого хотел. А он этого хотел. Да, он хотел, чтобы она стала его женой. Навсегда. Но сначала он должен был сказать ей правду. Ох, дьявол, и когда же он стал таким трусом?!

— Джиллиан, приближается война, и я…

— Не говори так! — Она приподнялась на локте и прижала пальцы к его губам. — Скажи мне, что оставишь службу у Джеффри. Даже если ты больше меня не захочешь, мысль о том, что ты падешь в сражении…

— Я хочу тебя, — перебил Колин. — И так будет всегда.

— Но если ты погибнешь, я этого не переживу, — продолжала Джиллиан, не слушая его. — Джеффри сказал, что принц уже собрал более трех сотен кораблей. Что за беда, если у него будет одним наемником меньше?

Лицо Колина оставалось бесстрастным, хотя сердце глухо колотилось в груди. Уже больше трехсот кораблей? Ох, сражение предстояло нешуточное…

— Что еще сказал тебе Джеффри?

Джиллиан пожала плечами, явно не проявляя интереса к делам политиков.

— Принц нуждается в средствах для вторжения и ведет тайные переговоры с бургомистрами в Амстердаме. Он также отправил посланника в Вену, чтобы заручиться поддержкой Леопольда I, императора Священной Римской империи.

Колин молчал; его потрясло известие о том, что церковь — на стороне Вильгельма. Хотя это не слишком его удивило… Яков и в самом деле превратился в настоящего тирана.

— Вот видишь? — продолжала Джиллиан. — Ты ему совершенно не нужен.

Колин помотал головой, стараясь заглушить назойливый внутренний голос, безжалостно напоминавший ему, что именно такого сражения ждал всю свою жизнь.

— Зато Людовик, король Франции, пошлет свои корабли на помощь Англии. Так что трехсот кораблей Вильгельма будет недостаточно, чтобы обеспечить ему победу.

Джиллиан отвернулась, чтобы скрыть слезы, блеснувшие в ее голубых глазах.

— Прости меня. Я не имела права говорить тебе об этом. Я знаю, что ты искренне предан принцу Вильгельму, как и я.

Но Колин не был предан принцу Вильгельму. Он мог бы многое рассказать о жестоких деяниях принца, от которых кровь стыла в жилах. Он мог бы уверить Джиллиан, что Вильгельм озабочен лишь тем, чтобы добиться своей цели, поэтому вряд ли согласится помочь ей. Но он не стал ничего об этом говорить — не хотел так жестоко разочаровывать любимую. Вместо этого он тихо сказал:

— Проси у меня все, что хочешь.

Она снова устремила на него пристальный взгляд, но тут же закрыла глаза.

— Пусть война идет без тебя, Колин.

Разве он мог позволить себе такое? Как бы это отразилось на его родне? И что можно сказать о нем, если он хотя бы подумал о подобном?.. А ведь он действительно раздумывал об этом. Из-за Джиллиан. К сожалению, король Яков обрел черты характера, которые Колин более всего презирал в людях, облеченных властью. Например — желание возвеличить себя любой ценой, даже за счет тех, кого он перед Богом поклялся защищать. Но король был отцом Давины, жены Роба, и, следовательно, их, Макгрегоров, родичем. А раз так… все же маловероятно, что Яков допустит, чтобы война и связанные с ней трудности затронули северные кланы. А если все-таки допустит?..

— Мой враг угрожает тому, что важнее всего для меня, — проговорил Колин, — И если я в силах помешать ему, то разве не должен попытаться?

Джиллиан кивнула и прижалась к нему покрепче.

— Да, думаю, что должен. Скажи мне, — добавила она, ловко просунув ногу между его ног, — а что для тебя важнее всего?

— Моя свобода.

Она снова кивнула. И тут же спросила:

— А какая именно свобода?

— Жить так, как я хочу, и верить, во что хочу, не опасаясь последствий.

— Я бы тоже стала бороться за это.

— Ты уже борешься. И ты победишь, поверь мне.

После этого они уснули. Один раз Джиллиан проснулась от кошмара. Ей приснилось, что она потеряла Эдмунда. Колин крепко обнял ее, пообещав, что никогда такого не допустит. Он наблюдал, как она снова засыпала, смотрел на нее, любуясь ею. И он надеялся, что женщины у него дома не станут завидовать ее красоте, хотя подозревал, что это пустые надежды.

Колин еще дважды будил любимую, не в силах сдержаться, — ему ужасно хотелось прикоснуться к ней, хотелось слиться с ней воедино. Она не протестовала и не упрекала его, называя «животным», хотя именно таким он, по сути, и оказывался. Она со страстью отдавалась ему, и лежа на спине, и стоя на коленях, когда он брал ее сзади. И оба раза он едва успевал отстраниться — едва не поддался соблазну бросить к дьяволу великую битву и прожить остаток дней, разводя овец и воспитывая своих детей вместе с Джиллиан.

Дважды он почти уступил искушению.

Почти.