Покоренная викингом

Она крепко закрыла глаза, вспоминая несколько сладких недель, проведенных вместе. Такое печальное событие — похоронная процессия великого Аэда Финнлайта! Но все же для них это был первый вкус перемирия, время, когда они встречались без обоюдного раздражения, без подозрений. И если и не было слов любви, то не было и слов ненависти или ярости. И он ласкал ее груди с новой нежностью, нежно наклонял над ней голову, когда касался ее растущего живота.

Боже мой, подумала она. Не дай ему разрушить все это, пожалуйста, пусть он поверит, что это его ребенок, пусть он полюбит его, пусть полюбит и меня…

Он никогда не будет ее любить, он сам так сказал. Снова боль охватила ее, так что она задохнулась и укоризненно посмотрела на Эрин. Эрин засмеялась и сказала ей:

— Дорогая Рианон, мне пришлось испытывать это одиннадцать раз, как ты знаешь, и я уверяю тебя, у нас еще есть время!

И действительно это произошло не скоро. Эрин отвела Рианон в ее комнату, и Дариа и Меган дежурили у постели по очереди. Грендал принесла новые простыни, чтобы сменить постель и рубашку Рианон, когда отошли первые воды, которые намочили все вокруг. А время все шло и шло, и боль становилась все сильнее и сильнее.

Когда наступила ночь, она металась от безумной боли, схватки следовали одна за другой. Она старалась не плакать, а вместо этого ругалась. Она бранила Эрика на чем свет стоит и проклинала всех викингов и желала, чтобы всех их до единого поглотило море. Потом она увидела сияющие изумрудные глаза Эрин, которые смотрели на нее, и, задыхаясь, попыталась извиниться.

Эрин засмеялась.

— Мой дорогая, не нужно передо мной извиняться! Поверь мне, одиннадцать раз я сама проклинала всех викингов, желая, чтобы все они утонули в море.

Она ободряюще улыбнулась, охлаждая лоб Рианон холодным компрессом, и держала ее, когда она стала кричать.

Наступил рассвет, и когда Рианон подумала, что она больше не выдержит, а умрет от страданий, изнеможения и боли, Эрин возвестила с удовольствием:

— Головка появилась! О Рианон, осталось немного. Давай, еще немного усилий! Тужься! Еще немного!

Она постаралась, но ее усилие было слишком сильным, и снова она почувствовала приступ боли.

— Я не могу! Не могу! — выкрикнула она. — Ой, я больше не могу!

— Конечно, можешь, — настаивала Дариа. — Если ты смогла ранить моего брата стрелой, ты непременно сможешь подарить ему ребенка.

— Давай теперь, тужься! — побуждала ее Эрин.

— Представь, что ты бросаешь Эрика в ледяной фьорд, — предложила Дариа.

— Дариа! — укоризненно воскликнула Эрин.

— Я просто пытаюсь помочь, мама. А теперь давай, Рианон! Вот же! Тужься!

Она послушалась, и в этот самый момент ребенок стремительно вышел из нее, и она почувствовала удивительное и огромное облегчение. Рианон откинулась на спину, слишком утомленная, чтобы спросить, какого пола ребенок. Но ей и не нужно было этого делать.

— Мальчик! О, мой самонадеянный братец будет так доволен! — нежно сказала Дариа. — Ой, Рианон, у тебя — сын!

Сын! Мергвин сказал ей, что будет мальчик. Он сказал ей об этом, когда она даже не верила, что может быть беременной. Сын! У Эрика будет сын. Все мужчины хотят иметь сыновей.

Если только не думают, что это не их ребенок…

— Вот он, Рианон! Какой он красивый!

Красивый — вопящий, завернутый в пеленку, все еще мокрый и скользкий, и сморщенный! Она засмеялась, взяв его, и что-то нахлынуло на нее, какое-то чувство, такое глубокое, что она содрогнулась и задрожала и почувствовала сразу же некое благоговение и любовь.

— Рианон, ты должна опять тужиться, — сказала ей Эрин. — Послед должен выйти. Дариа, возьми у нее ребенка. Рианон снова его скоро получит.

Она послушалась свекровь, не думая больше о боли. Ей настолько не терпелось снова взять сына, что она послушно сменила рубашку, дала переменить постель и блаженно потянулась к младенцу. Эрин велела ей дать ему грудь на несколько минут, и крошечные губки стали сосать с такой силой, что она растерялась.

Она сильно полюбила младенца. Очень сильно. Почти так же, как она полюбила его отца, несмотря на все свои протесты. Но ребенка она могла любить без страха, в то время как Эрика…

Он дарил ей страсть, защиту, огонь своих чувств в темной ночи. Но он не делился с ней мыслями, своими секретами и своим сердцем.

Пожалуйста, Господи, пусть он полюбит этого ребенка! — подумала она, а потом, утомленная, уснула.

Путь домой казался бесконечным, и все-таки в конце концов перед ним выросли стены Дублина. Рога возвестили их возвращение, и вскоре процессия бесчисленных воинов проследовала через двор замка. Число их уменьшилось, потому что Найол остался в Таре со своими сыновьями и со своим войском, а часть тех, кто пошел на войну добровольно, возвратились по домам.

И все же во дворе царила суматоха. Его мать стояла на ступеньках, чтобы приветствовать отца. Она была похожа на девушку — красивая, свежая и молодая, когда ждала своего хозяина, как делала это много раз. Но только тогда, когда она кинулась навстречу, золотоволосый муж схватил ее на руки. Эрик разглядел, что в руках она с осторожностью держит какой-то сверток.