Она ушла, и некоторое время они молчали. Потом Гарт снова начал кричать, и Рианон, покраснев, сказала, что он проголодался. Она расстегнула рубашку и дала его маленькому требовательному ротику грудь. Он жадно стал сосать, причмокивая. Эрик засмеялся. Забыв о своих покрытых пылью дорожных одеждах, он улегся рядом с женой и почувствовал тепло и усталость, которые тихонько прокрадывались в него. Вот оно, подумал он. Мир и счастье, по крайней мере, видимость этого, то, к чему стоит стремиться. В нем поднялась буря чувств, желание защитить их от всех невзгод — и сына, и Рианон, страстно и нежно. Ничего не было прекраснее в жизни, чем вид его жены, укачивающей на руках ребенка.
Пока она кормила ребенка, он коснулся ее щеки.
— Тебе и вправду хотелось, чтобы я канул в пучину моря? Ты действительно молилась, чтобы меня настиг боевой топор?
Она не сводила глаз с сына.
— Ты не понимаешь, Эрик. Я не вполне сознавала, что говорила в тот момент.
— Это было так больно?
— Это было ужасно! — ответила она, а потом улыбнулась и обратила, наконец, свой взгляд на него. — Но это стоило того! О Эрик, он стоит… всего на свете! Всего!
Он вздохнул, всматриваясь в ее глаза. Он коснулся платиновых волос своего сына.
— Ты родила внука викинга из Вестфальдского дома, — напомнил он ей.
Она заглянула ему в глаза, а потом тихо улыбнулась. Кровь в нем закипела, и он напомнил себе, что должен контролировать свою чувственность, потому что еще слишком мало времени прошло со дня рождения его сына.
— Мне очень нравится твой отец, — ответила она на его заявление.
— Правда?
— Конечно.
Он улыбнулся, а потом взял ее руку и поцеловал ее.
Они долго неотрывно смотрели друг на друга, а потом Рианон спохватилась.
— Ой! Возьми его, Эрик, он почти спит и может срыгнуть.
Он взял ребенка, легко прислонив к плечу. Рианон застегнула рубашку и откинулась на постель, радуясь возвращению мужа и любуясь ребенком.
— Ты хорошо с этим справляешься, — проворчала она, он и правда хорошо управлялся с ребенком. Отважный воин с золотыми волосами, в малиновом плаще и с огромным мечом, казалось, совершенно свободно держал ребенка на своем плече.
— У меня множество племянников, — напомнил он ей, улыбаясь. И тогда ребенок срыгнул, а Рианон засмеялась, Эрик же в шутку обвинил своего сына в бунте, потому что он так непочтительно обошелся с его парадным облачением.
— Ох, Эрик! Я так за тебя боялась, — призналась Рианон, наблюдая за ним.
— Боялась?
— Что ты не вернешься, — сказала она и потупила взгляд, теребя одеяло. Она не может ему сейчас дать много. Она не осмелится. — Ну, видишь, ты вернулся, и твой отец, и твои братья, твоя мать так счастлива, и я так рада… — Ее голос сорвался. Эрик молчал.
— Эрик?
— Гарт уснул. Я позову Дарию, чтобы она взяла его.
Он шагнул к двери. Дариа была в коридоре, возбужденно обсуждая что-то с Брайаном. Посмотрев Эрику в глаза, тот понял, что пришло время рассказать Рианон, что ее вассал убит.
— Дариа, иди возьми нашего племянника, — сказал ей Брайан.
Эрик коротко кивнул головой брату. Дариа нахмурилась, но быстро схватила ребенка. Эрик вошел к себе в комнату, прикрыв дверь. Рианон уже сидела в кровати и посмотрела на него заботливым взглядом, нахмурив брови.
— Эрик, в чем дело?
Он не мог дольше тянуть, он не мог ни снять с себя ответственности, ни облегчить ее боли.
— Рауен убит, — сказал он прямо.
И увидел, как изменилось ее лицо, когда до нее дошел смысл его слов, увидел в глазах муку и слезы. Он продолжал отрывисто:
— Я поклялся защищать его, но потерпел неудачу. Я приказал похоронить его, отслужив заупокойную службу. Я не мог привезти его домой, обстоятельства не позволяют. Я… Мне очень жаль.
Он хотел прикоснуться к ней, но решил, что она не захочет этого. Она любила Рауена. Любила его с пылом юности, невинно, страстно и смеясь. Она не захочет, чтобы человек, разрушивший ее любовь, стал успокаивать ее теперь.
— Я очень сожалею, — повторил он. Потом неловко добавил:
— Я оставлю тебя. Если буду нужен, пошли за мной.
Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Он слышал тихие ее рыдания, потом поморщился и поспешил вниз по лестнице.
Он не был нужен ей, по крайней мере, так ему казалось. Часы долгого дня бежали, а она не посылала за ним. Он пообедал с семьей, когда стало смеркаться, а потом нашел себе прибежище у камина с рогом эля, пока не стемнело и не наступила ночь.
Никто не беспокоил его допоздна, а потом пришел его отец и сел с ним рядом, уставившись в огонь.
— Тебе нужно пойти к ней, — сказал он Эрику.
— Я ей не нужен, — просто ответил он. Олаф наклонился, всматриваясь в огонь.
— Однажды я вернулся из боя и был вынужден сказать твоей матери, что ее старинный друг — один из ирландских королей, за которого она могла выйти замуж, — и ее брат, оба пали в один день. И когда я сказал ей это, я оставил ее одну. Я оставил ее, чтобы она оплакивала их в одиночестве.
— Ну и что же ты хочешь от меня? — спросил его Эрик.
Олаф медленно улыбнулся.
— Я совершил ошибку. И я не хочу, чтобы ты делал ту же ошибку. Иди к своей жене. Поддержи ее. Облегчи ее боль, если сможешь.