Покоренный

Я поднимаю на него глаза, ожидая, когда до него дойдёт смысл моих слов. Я никогда не смогу дать ему идеальную семью. Я всегда буду неполноценной в большей степени, чем кто-либо. Его глаза смягчаются, потом Тео поднимает руку и прижимает её к моей щеке.

— Поэтому ты не хочешь быть со мной?

Я глубоко вздыхаю.

— Нет. Я не знаю. Ты должен дать Кэсси шанс. — Он пытается перебить меня, но я прижимаю пальцы к его губам. — Я знаю, что ты собираешься сказать, но ты не знаешь, сможет ли она сделать тебя счастливым или нет. Ведь ты никогда не давал ей шанса. — Бл*дь, как это больно.

Он улыбается мне. Я умираю, выворачивая свою душу наизнанку, а он улыбается. Мудак.

— Сладкая, ты действительно ничего не понимаешь? — Он качает головой. — Это же так очевидно. — Я хмурюсь. — Я безумно люблю тебя. Тебя. А не кого-то другого. Мне не нужно давать кому-либо шанс, в сравнении с тобой все меркнут. — Я ничего не говорю, поскольку моё сердце стучит, как сумасшедшее. — Ты думаешь, я когда-нибудь хотел детей? Я бы отказался от всего, что у меня есть, ради тебя. И совершенно точно, я даже не стал бы думать дважды о том, чтобы отказаться от чего-то, чего у меня нет.

— Ты так говоришь это сейчас...

Он качает головой.

— Я люблю тебя, Лилли. У любви не существует условий, она просто есть. — Он внимательно наблюдает за мной, его глаза умоляют меня понять. — Любить тебя – моя величайшая награда, мысль о том, что я причинил тебе боль, всегда будет моим самым большим сожалением. — Чёрт, что я могу на это сказать? Я не могу, потому что вместо этого я плачу. Прекрасно, просто прекрасно.

Тео целует моё лицо, дразнящее касается губами, словно пуховым пёрышком, уголков моего рта, и стирает поцелуями мои слёзы.

— Ты теряешь сноровку, Эллис. Это самое ванильное признание, которое я когда-либо слышала, — говорю я сквозь слёзы, горло перехватывает от рыданий.

— Ох, детка, я никогда не теряю хватку. Я Теодор, чёртов, Эллис, но с тобой я полный подкаблучник. — Он прижимается ко мне губами, и любые сомнения исчезают. Он отстраняется, оставляя меня задыхаться. — Только не говори никому. У меня есть определённая репутация, нужно её поддерживать. — Он подмигивает. — Нам нужно вытащить твоего брата, а это значит, что я должен остановиться, прежде чем привяжу тебя к кровати и никогда не отпущу.

Я фыркаю.

— Ты думаешь, мне сейчас легко?

Он смеётся.

— Ты – полная противоположность слову «легко», Сладкая. Мои синие яйца тому свидетельство.

— Спасибо за прошлую ночь, — говорю я серьёзно. Мне нужно это сказать, я больше просто не могу не замечать чертовски большого слона в этой комнате (прим. ред. английская идиома, означающая очевидную проблему, которую игнорируют или стараются не замечать). Я заставила его заняться со мной сексом, пока плакала. Бедный парень. Он, должно быть, думает, что я психически ненормальная. Хотя, забудьте об этом, он точно знает, что я психичка, ведь я доказала это уже много раз. Но, полагаю, ему всё равно, если он продолжает возвращаться.

— Да, не самый мой величайший момент, — его губы кривятся, — воспользоваться уязвимой женщиной. — Я закатываю глаза. — Мои синие яйца благодарят тебя, даже если я и чувствую себя придурком, — говорит он.

— Я плакала, пока мы занимались сексом. — Я изгибаю бровь. — Это жалко в любом случае, у меня ведь тоже есть репутация, которая нуждается в поддержке.

Тео усмехается.

— О, я никому не расскажу. Для всех остальных ты по-прежнему будешь стервой Лилли Паркер. Это будет нашим секретом.

***

Я звоню Симмонсу, чтобы отпроситься у него. Говорю ему, что у меня произошла чрезвычайная ситуация в семье и мне нужен выходной день. Он не против дать мне отгул. Вероятно, позже мне пришлют несколько файлов по электронной почте, и я поработаю над ними сегодня вечером. Тео пытается добиться разрешения на свидание с Гарри, но пока мне не позволяют увидеть его. По-видимому, у них есть сорок восемь часов, чтобы предъявить обвинения. Если они предъявят обвинения, я смогу навестить его, если они этого не сделают, то он будет свободен. Я молюсь, чтобы они этого не сделали. Полиции нужно допросить меня, но Тео не хочет, чтобы я разговаривала с ними без его адвоката. Он везёт меня в её офис, чтобы встретиться с ней.

— Кто твой адвокат?

Он ухмыляется.

— Мой адвокат – ты. А Клаудия Уэстон – грёбаный чудотворец. Она женщина, которой ты звонишь, когда дерьмо ещё лежит далеко впереди по улице, а ты только видишь очертания коричневого пятна.

— Твой адвокат – Клаудия Уэстон?! — Он пожимает плечами и кивает. — Боже ты мой. — Эта женщина похожа на легенду. Если ты изменила своему богатому мужу, при разводе она обчистит его до нитки в твою пользу. Если ты был арестован за хранение наркотиков, тогда отделаешься предупреждением. Она – звезда в юридическом мире.

Тео даже не останавливается у стойки секретаря в приёмной, потому что ему тут же показывают жестами, что можно проходить. Очевидно, он хорошо известен здесь... в офисе адвоката, ведущего уголовные дела.