Покоряя Эверест

Во время нашего путешествия по Сиккиму[297] мы так и не смогли увидеть великие вершины. Погода не всегда была плохой, но пики были застланы. Когда мы впервые увидели Эверест из Кхампа-Дзонга 6 июня, его заволокло облаками примерно через три часа после восхода солнца, но погода казалась прекрасной: и в два последующих дня мы наблюдали то же самое. 13 июня с холмов над Шилингом мы с Буллоком в течение трех часов пытались разглядеть горную группу Эвереста в бинокль. Когда мы впервые взглянули в том направлении, оказалось, что надвигается шторм: с запада плыли темные тучи. Но Канченджанга в то же время представляла собой великолепное зрелище, и перед заходом солнца все горы стали ясно видны. Самый великолепный вид вдаль открывался из Понглета 19 июня: мы поднялись на наш холм через полчаса после рассвета, а еще через полчаса уже ничего не было видно. Возможно, в тот день облака копили свой гнев: там, где мы находились, было ослепительно хорошо, но во второй половине дня мы попали под край шторма, который промочил основную часть экспедиции, пока они приближались к Тингри; и это была явная смена погоды. Я полагаю, что эту бурю можно было считать предвестником муссонов на горе Эверест. Возможно, шторма там были и раньше, но в целом с начала июня в горах держалась хорошая погода. И хотя доказательств этому мало, вероятно, что до 20 июня на Эвересте выпадало мало нового снега или не выпадало вообще. Когда мы впервые увидели его несколько дней спустя с ледника Ронгбук, он все еще был сравнительно темным. Он предстал перед нами скалистой массой с белым рукавом, вытянутым вправо; немного вечных снегов скопилось на выступах и в желобах стены, обращенной к северу в нашем направлении, и слегка припорошило высокий северо-восточный гребень. Но ни намека на снежную гору, похожую на кекс с сахарной глазурью, в который он впоследствии превратился. Нам повезло, что в начале нашей разведки выдалось несколько погожих дней. Условия тогда сильно отличались от тех, что настали потом. Недавний снег, должно быть, быстро растаял; мы нашли чистый лед на восточном склоне, на высоте 21 000 футов[298], а также на более пологом склоне на стене, обращенной на запад. На Ри-Ринге склоны обычно были покрыты снегом у гребня – тонким, но достаточным слоем, иначе мы бы никогда не поднялись. Около вершины мы обнаружили лед с обеих сторон, с севера и юга. Невозможно сказать, до какой высоты он лежит в июне. Судя по всему, на всех склонах, кроме самых крутых, выше 23 000 футов[299], поверхность была покрыта твердым снегом, но не льдом.

На следующий день после нашего восхождения на Ри-Ринг, 6 июля, мы впервые стали свидетелями настоящего снегопада. И, проснувшись на следующее утро, обнаружили, что земля покрыта слоем снега в 3 или 4 дюйма. Сложно обозначить точной датой не единичное событие, но 6–7 июля можно считать началом муссона. Сначала мы вообразили, что этот снегопад был важным поводом несколько дней не подниматься на сколь-нибудь значительную высоту. Но, исходя из дальнейших наблюдений, мы стали относиться к таким снегопадам с долей пренебрежения. В течение всего июля до даты нашего отхода снег шел каждый день: то относительно недолго, с полудня до захода солнца, то по много часов подряд, с середины утра до самой ночи, с краткими перерывами. Но для нас этот снегопад в основном был безобиден. Снег выпадал из столь тонких облаков, что сквозь них легко проникало солнечное тепло. Он таял, едва успев выпасть, и влага так быстро испарялась, что земля высыхала, как только снегопад прекращался. Можно было предположить, что на несколько сотен футов выше, где снег еще лежал, последствия были более серьезными. Но удивительно, что после того, как полдня непрерывно сыпалась эта снежная крупа, можно было ранним утром подняться до 20 000 футов и обнаружить на камнях слой снега не более 2 или 3 дюймов.

Говоря, что такая погода была безобидной, я не отрицаю, что она мешала нашим операциям. Но с исключительно альпинистской точки зрения она была на удивление безвредной. Более неприятным опытом было наше первое восхождение на перевал, с которого мы впоследствии смотрели на западную ледниковую долину Эвереста. Мы взошли на перевал под порывами ветра, швыряющего снег нам в лицо. Но жгучего мороза не было, и ветер, хотя и холодный, лишь слегка нас обдувал. Фактически ветер не был врагом, которого следует опасаться весь период муссонов, а снежные бури, пусть и помешали многим экспедициям, не заставляли нас повернуть назад. Хотя из-за плохой погоды нашу разведку, конечно, пришлось надолго откладывать. Мы были вынуждены перенести наши лагеря выше, чем планировалось до задержек, и часто, стартовав до рассвета, отчаянно спешили наперегонки с облаками, чтобы успеть добраться до точки обзора до того, как они закроют вид. А выпавший на ледниках снег вынуждал нас каждый раз надевать снегоступы при передвижении по фирну и, следовательно, ограничивал численность наших отрядов.