Покоряя Эверест

Так что мы вряд ли сожалели бы об отклонении от намеченной линии подхода из-за входа в долину Кама. Но, поскольку мы собирались подняться по леднику к Северному седлу, теперь мы находились не на той стороне водораздела. От подножия северо-восточного гребня Эвереста на восток тянулся массивный отрог из цепи небольших гор. Они были справа от нас, когда мы смотрели на долину Кама. Ледник, который мы искали, должен находиться на дальней от них стороне. Но охота за этим ледником была не единственной нашей целью. Еще мы должны были изучить как восточную стену, так и северо-восточный гребень нашей великой горы и определить возможности штурма Эвереста с этой стороны. Наконец был составлен план, который устраивал нас во всех отношениях. Мы выбрали в качестве нашей цели хорошо заметную заснеженную вершину Карпо-Ри, расположенную на водоразделе, и, по-видимому, вторую к востоку от подножия северо-восточного гребня. Если мы сможем подняться на нее, то не только увидим долину к северу от нас и до самого Чанг-Ла, как мы надеялись, но и осмотрим всю восточную стену Эвереста с наиболее удобной для оценки крутизны ее склонов точки.

6 августа мы разобрали палатки Уимпера и разбили лагерь под мореной на высоте около 17 500 футов[266], где ручей неспешно течет по ровной поверхности, а затем круто ныряет в долину. В этом укромном месте мы бросили вызов обычной дневной метели. Когда наступила ночь, а снегопад еще не прекратился, мы были смутно встревожены, но отказывались верить в нечто худшее, чем мимолетный гнев небес. Прежде чем мы погасили светильники, погода прояснилась. Мы вышли на свежий воздух. Сиял молодой месяц. Взобравшись на небольшой каменный холм под тихий хруст зернистого свежевыпавшего снега под ногами, мы уже предчувствовали необычайность красоты момента и всего окружения. Не было нужды ждать лучших условий: небесный занавес был уже поднят. Гора Эверест вздымалась над нами, выступая из светящейся дымки, – неотвратимая, огромная, неизмеримая – уже вовсе не мимолетное видение неуловимой мечты. Ничто не могло быть более устойчивым и незыблемым, вечным, словно звезда Китса, «сияющая в величье одиноком»[267], – свидетель всех мировых ночей, повсюду распространяющий блеск своего великолепия.

Свойство всего самого возвышенного в горном пейзаже – быть уникально величественным или хотя бы казаться таковым, а часто судьба романтики подобного рода – очень скоро смешаться с обыденным. Нередко мы переживали чудесные моменты; всегда волнительно провести ночь под звездами. И это вполне можно устроить с долей комфорта. Даже лежа в палатке, достаточно лишь слегка повернуть голову, чтобы увидеть над собой как минимум половину звездного неба. И тогда мысли метеорами падают с небес, проскальзывая во входной проем палатки; дремота превращается в экстаз, пока наконец не прозвучит будильник; а после?.. Подлая рутина уничтожает все, весь этот восторг. К утру 7 августа обыденность перевесила. В нашем продрогшем лагере в 2 часа ночи царило нечто большее, чем простая инертность. Повар занемог. Кули пытались растянуть минуты благодатного отдыха после сигнального зова, ежась при мысли о встрече с холодным воздухом, и все откладывали ее, плотнее закутываясь в одеяла, – и снова храпели. Полуодетый сахиб, наконец неохотно вырвавшись из дружеских объятий пухового спального мешка, совершил марш-бросок по снегу к отдаленным палаткам, не давая другим снова заснуть. Что ж, такое начало рабочего дня хотя бы бодрит. Задача по извлечению наших промерзших вещей из мест, где они должны и не должны лежать, была выполнена с готовностью, если не с усердием. Ноги не скользили по скользким валунам, когда мы поднимались по морене, и, несмотря на потерянные в одном и выигранные в другом полчаса, к восходу солнца мы забрались уже довольно высоко. Еще до первых проблесков рассвета заснеженных дремлющих монстров вокруг оживило слабое голубое свечение, проявляя их форму и присутствие. По мере того как день отвоевывал пространство, и свет на Эвересте менялся: сначала он стал бледно-желтым, затем – ярко-серо-голубым, а потом вспыхнул золотом, когда солнце коснулось вершины. Вниз по склону поползла заметная тень, и скоро вся гора предстала обнаженной и великолепной в утреннем сиянии. Уже предчувствуя, что нас ожидает, мы остановились, чтобы насладиться зрелищем, и я смог без помех пронаблюдать, как различные хребты и вершины ловили солнечный свет. Примечательно, что Эверест не порозовел ни на миг, а Макалу окрасился в более красноватые оттенки, пока цвет неба в том направлении был бледным китайским синим[268] с переходом в розовый. Макалу находился в направлении примерно с юго-востока на юг от нас, а расстояние до него почти вдвое превышало дистанцию до Эвереста, который располагался главным образом на юго-западе.