— Теперь о том, к чему я привык, — снова заговорил Женя, — да, я привык к другому, но речь не об этом. Меня не смущает… как бы это правильно выразиться, — он ненадолго замолчал, — скромность твоего жилища, меня смущает небезопасность и отдаленность от города. Мне не нравится, что ты живешь одна в таких условиях, это не нормально для восемнадцатилетней девчонки.
— Это мне решать, — я опустила глаза, больше не в силах выдерживать пристальный взгляд напротив.
— Нет, Ангел, не тебе.
— Ты…
— Я еще не договорил, — он снова меня прервал, — вопрос с твоим жильем я решу, теперь ответь на вопрос, почему ты не живешь по месту прописки, — он словно нарочно пытался меня добить.
— Потому что.
— Ангел, давай ты выключишь режим колючки, иначе…
— Иначе что?
— Иначе одним разговором дело не закончится, Ангелочек, — у самого уха, прошептал Женя, вызвав тем самым легкую дрожь в моем теле. — Я и так еле сдерживаюсь, чтобы не разложить тебя прямо здесь, потому что тебе еще рано, и стоит мне эта выдержка ой как много сил, малышка.
Его слова отозвались мурашками по всему телу, стало невыносимо жарко и тесно. Я чувствовала, как тело покрывается легкой испариной, а между ног разливается приятное тепло. Невольно сжав бедра и давя в себе неконтролируемое желание спровоцировать волчонка привести угрозу в действие, я поджала губы и отвела взгляд, точно зная: еще чуть-чуть и мне будет плевать на все «нельзя» и «рано».
Женя, словно почувствовав мое напряжение и мой рассеивающийся самоконтроль, издал какой-то странный, сиплый звук, больше похожий на стон, тяжело задышал и, прикрыв глаза, прижался лбом к моему.
— Так что там с жильем? У тебя проблемы с матерью? — разомкнув веки, поинтересовался Женя, при этом точно попав в цель.
— Это мое дело, — я едва сумела сложить слова в столь короткое предложение. Мысли расплывались, взбесившееся сердце грохотало в груди.
— Да что ты? — его пристальный, обжигающий взгляд завораживал, теплое дыхание приятно щекотало кожу, а низкий, с едва заметной хрипотцой голос сводил с ума, гипнотизировал.
— Да, — облизав пересохшие губы, тихо отозвалась я, сгорая от желания прикоснуться к обнаженным плечам, пробежаться пальцами по ключицам, груди, прессу.
Неужели так сложно было оставаться в одежде?
— Нравлюсь? — переключившись на мой внимательный взгляд, устремившийся на обнаженный торс напротив, пророкотал Женя.
— Нравишься, — отрицать очевидное было бы глупо.
Поборов в себе сопротивление, я все же положила ладони на плечи парня, поднялась на носочки, медленно приблизилась к шее, на которой так отчетливо сейчас пульсировала жилка, и прихватила губами покрывшуюся мурашками кожу, отмечая про себя такую, казалось бы, простую, но в то же время вызвавшую во мне щенячий восторг, реакцию Жени. Его буквально затрясло от легкого прикосновения, от проявленной мной инициативы.
— Малыш, если ты сейчас просто отвлекаешь мое внимание, не выйдет, я все еще жду ответов на свои вопросы.
— И когда ты стал таким сдержанным? — ехидно поинтересовалась я, прикусывая мочку его уха.
— Солнышко, — он вдруг резко подхватил меня на руки и усадил на столешницу. Сам при этом бесцеремонно устроился меж моих, раздвинутых в стороны бедер, — ты удивишься, насколько сдержанным я могу быть.
— Зачем?
Пожалуй, я окончательно свихнулась. Свихнулась в тот момент, когда поняла, насколько сильно погрязла в этом избалованном засранце. Сумасшествие! Иначе как еще объяснить тот факт, что моя рука, будто по команде, опустилась вниз — к животу, с четко очерченным рельефом твердых, как камень мышц, и теперь медленно спускалась к цели, что так красноречиво упиралась мне между ног.
— Малыш, — в последний момент перехватив мою ладонь, Женя практически прохрипел это самое «малыш», тем самым вызвав на моих губах довольную улыбку, — Ангелочек, с огнем играешь.
— Так у тебя же выдержка, — издевательски выгнув бровь, напомнила я, довольная тем, как высоко вздымается его грудь, как раздуваются крылья носа.
— Стервочка, — он усмехнулся, отпустил мою руку и положил ладони на бедра, сжав их до боли, словно желая меня проучить, — ты хоть понимаешь, что творишь? — он произнес это с улыбкой, такой открытой и теплой, что не сумев сдержать порыва, я потянулась к губам, еще недавно сводившим меня ума, вынуждая извиваться от нереального кайфа на собственной постели.
Женя, очевидно, все понял правильно, потому что уже в следующую секунду, красноречиво выругавшись, он подобно оголодавшему зверю, с истошным стоном обрушился на мои саднящие от недавних поцелуев губы. Мир вокруг вновь потерял свои очертания, все стало неважным и таким далеким. Все, что имело значение — жаркие, обжигающие поцелуи и опаляющее кожу прикосновения, отдававшиеся в теле приятной, сладкой дрожью.
«Мой, только мой» — набатом билось в голове.
Не отдавая отчета своим действиям, я лихорадочно принялась расстегивать ремень на мужских брюках, правда, стоило мне наконец справиться с бляшкой, как мои руки бесцеремонно перехватили.