Покоритель Африки

Однако Люси совершенно не волновалась. Она безгранично верила в Алека, в его силу, смелость и счастливую звезду. Он сказал, что не вернется, пока не исполнит задуманного, поэтому Люси ждала лишь одной вести — о триумфальном завершении экспедиции. Пока же она пыталась помочь в меру сил. В конце концов руководство «Восточноафриканской компании» забеспокоилось и предложило поднять вопрос в парламенте или устроить шумиху в газетах. Правительство будет вынуждено послать войска, чтобы помочь Маккензи в беде или отомстить за него в случае гибели. Однако Люси знала, что именно вмешательства властей Алек опасался больше всего: он полагал, что если кому и по силам исполнить намеченное, то только ему одному. Девушка убедила Роберта Боулджера с Диком Ломасом вмешаться и воспрепятствовать планам компании. Она не сомневалась: Алеку нужно лишь дать время и не мешать.

Глава IX

Однако монотонное течение жизни Люси со всеми сладкими грезами было прервано новостями совершенно иного свойства. Из Паркхерста^[7] пришло письмо, что в связи с плачевным состоянием здоровья ее отца власти приняли решение сократить срок тюремного заключения и он будет выпущен на свободу уже через день, в восемь часов утра. Девушка не знала, радоваться ей или печалиться: ведь она понимала, что хоть мучения бедняги и подошли к концу, выпускают его лишь ввиду близкой кончины. Фреда Аллертона ждет свобода, над которой не властны человеческие законы, и ему из сострадания позволили умереть в окружении близких.

Люси немедленно отправилась на остров Уайт и остановилась у женщины, когда-то служившей у них в Хамлинс-Перлью.

Была середина зимы, и Люси ждала отца у тюремных ворот под ледяным дождем. Они расстались три года назад. Люси обняла его и поцеловала молча, не находя слов от избытка чувств. Их ожидал экипаж, а к приезду был готов завтрак, причем Люси проследила, чтобы все было так, как он любил. Фред Аллертон окинул тоскливым взглядом чистую скатерть, цветы и свежие булочки, но лишь молча покачал головой. Слезы ползли по его щекам. Он устало опустился на стул. Люси убеждала отца поесть, принесла ему чая, но тот отодвинул чашку и посмотрел на дочь усталыми, покрасневшими глазами.

— Дай мне цветы, — пробормотал он.

Это были его первые слова. В центре стола стояла большая ваза с нарциссами. Девушка вытащила их, ловко протерла мокрые стебли и протянула отцу. Дрожащими руками тот прижал цветы к груди, зарылся в них лицом, и слезы брызнули на желтые лепестки с новой силой.

Люси обняла отца и прижалась к нему щекой.

— Не надо, — прошептала она. — Постарайся забыть.

Он бессильно откинулся на спинку. Цветы упали на пол.

— Знаешь, почему меня выпустили?

Она молча поцеловала его и шепнула:

— Как хорошо, что мы снова вместе.

— Потому что я скоро умру.

— Нет, не умрешь. Ты быстро поправишься и счастливо проживешь еще много лет.

Фред Аллертон окинул дочь долгим, проницательным взглядом и проговорил с устрашающей пустотой в голосе:

— Ты думаешь, я хочу жить?

От непосильной боли Люси на мгновение замолчала, иначе голос бы дрогнул.

— Ты должен жить ради меня.

— Но ты же меня ненавидишь.

— Нет, я люблю тебя еще сильнее — и буду любить всегда.

— Пока я был в тюрьме, женихи тебя вряд ли осаждали.

Это прозвучало так неожиданно, что Люси растерялась. Он горько усмехнулся:

— Нужно было застрелиться. Обо мне бы уже давно забыли, и у тебя был бы шанс. Что ж ты не вышла за Бобби?

— Я и не собиралась замуж.

Разговор отнял у Аллертона последние силы, и он прикрыл глаза. Люси решила, что отец уснул, и принялась собирать цветы, однако он заметил и жалобно, словно больной ребенок, простонал:

— Дай мне.

Она снова дала отцу цветы, а тот ухватил ее за руки и стал их гладить.

— Мне бы только умереть поскорее. Я ухожу. Я никому не нужен и буду обузой. Зря меня выпустили — лучше было спокойно умереть там.

Люси глубоко вздохнула. Трудно было поверить, что этот измученный, сломленный человек — ее отец. Он сильно постарел, и было в этой преждевременной дряхлости что-то страшное, противоестественное. Он исхудал, руки его постоянно тряслись, зубы почти все выпали, щеки ввалились. Он так мямлил, что трудно было разобрать слова. Взгляд потух, короткие волосы совсем поседели. Время от времени отца охватывал мучительный кашель, а сразу вслед за ним сердце схватывало так, что даже смотреть было больно. В жаркой комнате он дрожал от холода и жался к пылающему камину.

Доктор, за которым послала Люси, осмотрел его и лишь пожал плечами:

— Боюсь, ничего уже не поделать. Он тяжело болен, сердце едва выдерживает.

— Неужели нет никакой надежды?

— Увы, в наших силах лишь облегчить страдания.

— Сколько он еще проживет?

— Невозможно сказать. Возможно, всего день, а возможно, и полгода.

Тоска девушки тронула сердце старого доктора, повидавшего немало подобных случаев.

— Он не хочет жить. Смерть будет лишь избавлением.