Покоритель джунглей

— Послушайте, Сердар! Клянусь Барбассоном, вы сокрушаетесь по пустякам. Мне-то кажется, что положение наше куда лучше, чем раньше…

При этих словах трое мужчин живо подняли головы и со жгучим любопытством посмотрели на своего собеседника. Зная гибкость, подвижность его ума, они приготовились слушать с удвоенным вниманием.

— Да, мои добрые друзья, — продолжал Барбассон, польщенный интересом, с которым были встречены его слова, — мы отчаиваемся, тогда как, напротив, нам следовало бы радоваться. А ну-ка, последите за ходом моих мыслей.

Сердар впитывал его слова. Барбассон продолжал:

— Мне неизвестен план нашего друга Сердара, но, я думаю, у него не было намерения дать сражение флоту и гарнизону, которыми командует Уильям Браун. Значит, он должен был заменить недостающую ему силу хитростью. Сейчас вы увидите, могут ли наши планы сочетаться. Вы говорите, что наш враг настороже, но он настороже в ожидании открытой атаки. Полагаю, что и до предательства этого негодяя Рам-Шудора вы не собирались сказать: «Добрый день, господин губернатор, приглашаю вас поболтать со мной на моей шхуне «Диана». Это я, ваш заклятый враг, вы меня узнали?» Полагаю, что, переодевшись, вы собирались схватить его, связать и доставить на борт со всеми почестями, приличествующими его сану. Вот я и спрашиваю: а кто мешает нам сделать то же самое сегодня? О прибытии «Дианы» известно, и она не может войти в порт. Черт побери, дайте распоряжение Сива-Томби, пусть он два-три раза пройдет перед входом в гавань с Рам-Шудором, болтающимся на рее. Когда губернатор, приняв повешенного за Кишнайю, поймет, что его не просто провели, что его к тому же презирают, он отдаст приказ своему броненосцу преследовать шхуну. Она легко уйдет от него и потихонечку завлечет его подальше отсюда. В это время, пока любезный Уильям Браун будет думать, что мы на борту «Дианы», спокойно войдем в порт на славном маленьком «Радже», куда и перейдем сегодня ночью. Корабль португальский, все бумаги у меня в порядке. Имя владельца на всякий случай было не проставлено, я вписал туда свое, так что теперь яхта принадлежит дону Жозе-Эммануэлю — в этой стране у каждого вереница имен — Энрико-Жоакину Васко де Барбассонто-и-Карваял, богатому португальскому дворянину, путешествующему ради собственного удовольствия, и все! Если ваш план, Сердар, хорош, то, черт побери, мы его осуществим! А если нет…

Он не мог договорить, Сердар бросился к моряку и, порывисто обняв его, назвал своим спасителем.

— Да, — сказал ему Сердар, — вы спасаете мне жизнь, давая возможность восстановить мою честь. Исчезновение одного из действующих лиц, Рам-Шудора, вносит некоторые изменения в мой план, но в целом он тот же, и выполнить его будет еще легче.

Нариндра и Рама рассыпались в поздравлениях Барбассону.

— Раз все устроилось к лучшему, — сказал провансалец, — не будем терять времени на пустые разговоры. Надо спешить, до утра у нас остается всего два часа. Послушайте меня, надо немедленно, без проволочек повесить Рам-Шудора.

— Следует хотя бы выслушать его, — ответил Сердар.

— Зачем? В подобных случаях я восхищаюсь англичанами: если им случается поймать разбойника или даже честного человека, который им мешает, они тут же отправляют его танцевать на верхушку талей, и не о чем больше толковать. К чему нам выслушивать кучу лжи? Если бы меня послушали в Нухурмуре, мой бедный Барнетт был бы жив. Не будь Рам-Шудора, вы взяли бы с собой Сами, оставить пещеры без охраны было бы нельзя, и мы бы не поехали ловить рыбу… Вы видите взаимосвязь событий. Если вам его жаль, позвольте мне заняться этим дельцем, я все беру на себя.

Сердар хотел было настоять на своем, но на сей раз Нариндра и Рама энергично восстали против него. Индусы знали, что если негодяю удастся затронуть чувствительную струнку в сердце Сердара, Покоритель джунглей, лишив факира возможности приносить вред, вновь дарует ему жизнь.

— Нет, Сердар, — решительно сказал Рама. — Конечно, если заковать туга и бросить его в трюм, он не сможет помешать осуществлению ваших планов, и вы хотите убедить нас с помощью этого довода. Но кто даст гарантию, что он не убежит снова, будучи дьявольски хитер? Ведь если бы провидение не надоумило губернатора написать ответ, мы бы неминуемо погибли. Поймите наконец, что в данном случае милосердие — уже не гуманность, а слабость.

Бедный Сердар все еще колебался. Он так высоко ставил человеческую жизнь, что никак не мог решиться хладнокровно оборвать ее.

— Сердар, — вдруг торжественно произнес Барбассон, — в Гоа есть один славный человек, который доверил мне жизнь двенадцати моряков. Если вам нужна моя жизнь, только скажите, но их жизнью я жертвовать не вправе. Если туг через пять минут не будет повешен, клянусь своим именем, я снимаюсь с якоря и плыву вместе с ними обратно.

— Делайте что хотите! — ответил побежденный Сердар. — Но не будьте слишком жестоки.

— Не волнуйтесь, — прибавил провансалец, — никто лучше меня не умеет делать скользящую петлю.