Покоритель джунглей

— Черт побери барбосов Барбассонов! — как говаривал мой почтенный отец. Вот мысль, достойная Цезаря, который, как вы знаете, был почти что провансальцем… На сей раз англичане попались! Ах, мерзавцы, мы отплатим им той же монетой и вернем себе награбленное…

Потом, все более и более возбуждаясь, он воскликнул:

— Ах, капитан, я должен вас обнять. Клянусь честью, никогда еще я никого не обнимал с таким восторгом!

И огромный Барбассон поспешил в объятия Сердара, который любезно принял эти чисто южные изъявления энтузиазма.

«Я плохо думал о нем», — сказал себе Сердар, обнимая Барбассона.

Барнетт тоже был полон воодушевления, но у него оно никогда не проявлялось явно, и когда он бывал особенно возбужден, то молчал как рыба. В голове генерала совершалось такое коловращение мыслей, они мчались друг за другом в таком беспорядке, что бравому генералу никак не удавалось выхватить из этого круговорота и выразить хотя бы одну из них.

— Теперь, господа, послушайте меня, — сказал, Сердар. — Нам надо распределить роли. Завтра около десяти утра мы снимемся со стоянки. Вы, Шейх-Тоффель, проведете корабль к Пондишери, как можно ближе к берегу, поскольку рейд там открытый. Затем с помощью разноцветных флажков вы смело выбрасываете сигнал: «Прибыл новый губернатор Пондишери в сопровождении генерала артиллерии». Посмотрим, какой это произведет эффект.

Согласно существующим правилам, нынешний губернатор должен встретить преемника, и нам станет ясно, удалась ли наша комедия. Все говорит за то, что мы добьемся успеха, и через сутки французская территория и весь Декан будут охвачены огнем восстания. Тогда мы с Барнеттом отправимся создавать индийские армии, один из нас пойдет на Калькутту, другой — на Мадрас, в то время как осаду Бомбея поведет полковник, ныне командующий французскими войсками в Пондишери, которого мы произведем в генералы.

В тот же вечер «Диана» поднимет якорь и доставит в Пуант-де-Галль г-на де Рив де Нуармона со всей семьей, чтобы он мог сесть на пакетбот, идущий из Китая в Суэц и заходящий на Цейлон. Выполнив эту важную миссию, вы, Барбассон, тут же возвращаетесь в Пондишери и принимаете в наше отсутствие командование гарнизоном.

Что касается тебя, мой дорогой Барнетт, не забудь, что вплоть до конца нашей операции ты не должен произносить ни единого слова в присутствии французских властей, так как из-за твоего чудовищного американского акцента нас немедленно заподозрят в мошенничестве, а от подозрения до уверенности — один шаг. Хоть и говорят — далеко от чаши до уст, вспомните, что в девяносто девяти случаях из ста чаша приближается к устам не напрасно.

— Не беспокойтесь, капитан, генерал не заговорит. Я буду рядом с ним и, клянусь Барбассонами, в случае чего впихну ему слова обратно в глотку. Если вдруг ему зададут какой-нибудь вопрос, я скажу, что он оглох при осаде Севастополя, и отвечу вместо него.

— Идея неплоха, к тому же терпеть нашему другу придется недолго.

Что до наших друзей-индусов, то они нарядятся в красивые одежды, которые я для них припас, и сойдут у населения Пондишери за богатых вельмож с Малабарского берега, которые сопровождали нас на Цейлон, чтобы оказать нам честь. Наше прибытие на шхуне легко объяснимо: по течению обстоятельств мы не успели на французский пакетбот, сели на английский корабль, идущий из Индокитая, и поскольку на Цейлоне нам пришлось бы ждать три недели возвращения «Эриманты», мы зафрахтовали судно славного капитана Барбассона, которое случайно находилось в Пуант-де-Галль, и оно доставило нас по назначению. Я полагаю, что мы все предусмотрели, и теперь можем идти отдыхать, чтобы завтра сыграть надлежащим образом наши роли в этой сложной решающей игре. После того, что произошло, думаю, нынешний губернатор отнесется к своей замене без особого удивления.

С этими словами заговорщики расстались, а Сердар, который, говоря об отдыхе, имел в виду других, поднялся на палубу и, облокотившись о планшир, погрузился в долгие размышления. Накануне сражения он не мог спать.

На следующий день все шло точно по намеченному плану. В десять часов «Диана» снялась с якоря и отправилась в путь. В одиннадцать она была на рейде Пондишери, остановилась, подняла французский флаг и выстрелила из пушки. Затем она дала залп из одиннадцати выстрелов, который тут же привел весь город в движение. Кому же отдавали подобные почести?

Едва прозвучал последний выстрел — а Барбассон постарался, чтобы салют длился несколько минут, — как весь город высыпал на бульвар Шаброля, горя нетерпением узнать, что же происходит. Тогда на большую мачту взлетели флажки, составившие уже известную нам фразу: «Новый губернатор Пондишери…» и так далее.

Еще не был поднят последний флажок, как начальник порта, которого можно было узнать по костюму — «Диана» стояла всего в трехстах метрах от берега, — со всех ног бросился к губернаторскому особняку.