Покорители

Красноречива, средь алчущих передела
Ниш, обживаемых нищими, так бывает,
Слава меня, прочих пестуя, проглядела
И до сих пор, как внял я, не наверстает,

Тем лицемерней с годами её «не кисни!».

Впрочем, наглядно в примерах благих, бессмертье
Выбросит свежий побег из надсадной жизни,
Чтоб утвердить в колоссах… Потом, при свете,

Не перечтёшь, искупая себя, прощанье,

Что ни тверди нам «бренчание клавиш Пресли…»,
С тем, что взрастило, минуя иных, молчанье
Славных теней по ту сторону Стикса, если
Только прислушаться…

Солнце… Солон… полусонная, по колена,
Пена прибоя… влачащиеся ракушки…
Всё это влажно ветвится в твоём зрачке, но
Не достигает отверстой души — в ловушке

Зоркости к тайнам склонённого сердца. Сиро —

В предназначении, к метаморфозам зноя,
Море, плашмя, — виртуальная маска мира,
Тесная мне… Так неласковая со мною,

К скрипу биографов, к их бесконечным преньям,

Кто ж я, скажи, с одиночеством и тоскою,
Кроме того, что, однажды назрев, я — зреньем
Неутолимо служу этой жизни, с коей
Кротко смеркаюсь…

Когда по мановению пера
Отряхивают снег, то не перечат
Традиции… Послушная вчера,
Дверь, побледнев, не подалась навстречу.

Куда ж назад? — по улочке пустой,

Темно сомкнувшей вежды до рассвета,
И даже снег притихший, под стопой,
Мятущемуся не подаст совета…

В кавернах гнёзд, гнездо вороньих свар,

Ещё вчера, вечор, — участлив с вами,
Неизлечимой ленью залит парк,
Предпочитая не делиться снами,

И — лжёт окно, ведь, невесом, вослед

Ещё ошеломлённому, без меры,
Вздох, прищемлён ладонью, на стекле
Плодит в подтёках памяти химеры…

Что ж старше этой сирости? — кольцо

На безымянном. В порицаньях зыбких
Пусть отдохнёт сумбурное лицо
От вымученной, скомканной улыбки.

Что вечности — приватная напасть? —

Ведь ничего по сути не изменим
Тем, что, упав и плача, не припасть
К точёным, обесточенным коленям.

Где ждут — обнять? Припасть щекой? Понять?

В какую пропасть ни отверста память,
Жизнь, что там ни пищи, не исчерпать
Слезами, как любимую — стихами.

Сутулясь, воплощённая беда,

Так за плечи себя же обнимает,
Что, обмирая, поздняя звезда
Свою ж, в парсеках, зоркость проклинает.

Итак, в недоумении, едва

От потрясенья, выстуженный бденьем
Той улочки, не помнящей родства,
Соседствующей, к ужасу, с забвеньем.

«Затолканная толками» зима,

Обидами обязывая, длится,
Палима междометьями, и тьма
Пылает в проливном лице Улисса…