Покорители

Чохом, сцепив побелевшие пальцы в кулак,
О подступающем судят, при дороговизне
Выводов, по притяжению жизни к нам — как
По притяжению жалости к жизни.

Но, за Бодлером свои забывая года,

В полночь, покуда Борей собирает трофеи,
Уединенье, как внял ты, приятней, когда
Есть кто-то рядом… Подъёмная сила идеи

Не увлекает в зенит. И, на что ни греши

С горечью, всё разрешается спазмою млечной,
Ведь у прокравшейся кротко по краю души
Нет ни лукавства, ни умысла нет — в быстротечной

Точности выбора, ибо, дичась, и судьба

Делает выбор… Рядясь в отслужившую нанку,
Что облюбовывает, забурев, голытьба,
Пасмурней возраст и вывернутый наизнанку,

Словно чулок, открывает испод. Как ни пьём,

Злей пробуждение и беспробудней невежда,
Ровно не ведая, что умирают в своём
Времени, ибо в чужом — остаётся надежда

На невозможное… Но, демонстрируя нрав,

«У-у-у, меднолобого», лишь переводят дыханье,
Зубы в душевной изжоге до скрежета сжав,
Ведь, накипев, монолог монолита — молчанье,

Если б не он, чумовой, в полувеке отсель,

От-ра-да юности, в пику достойным примерам,
Пьян, в категории императива, бордель
Яростней за полночь — в противоборстве с Бодлером,

И по сю пору знойно поющим бедлам

В сей вакханалии плоти, пока в укоризне
Недостижимому смерть открывается вам
Лишь в полноте полновесной по-вешнему жизни…

Не греши отрешением от мелочей — за спиной
У любви, что дерзит обыдёнщине, на полпути
К отемненью ума… Под заносами снов, дубликат
Преисподней — предместье, взбивающее вороньё

Над промозглыми кровлями, всё сокрушительней в них,

Мелочах… Бездна без содержания, замкнут в себе
День мой, что, в расслоении слова, заждался меня,
Как этюдник — колодника, как подмастерья — верстак,

Задубев. И порой ничего прозорливее нет

Слепоты ясновидца, что перенимает черты
Пестуна… Я не помню, преследуем слякотью, чем
Я живу и, с заочною родиной в горних, зачем.

В безразличье, не пылкое лето — глухая зима

На душе; и хандра, что идёт, посвежевшая, в рост,
В скопище лит. скопцов, обирающих жизнь, не даёт
Отдышаться, как ни увлекаем иными в тщету… от себя…

Отступающий в неврастению, как в нишу, глаза

Прикрывает брюзга и в лицо ортодокса в упор
Неотрывно глядит, словно тянется ввысь, озерцо
Из студёного сна, что слезинка — пространство, свежо…

Обращая к себе, сокрушительнее тишина

Из окна и дороже, в её модуляциях, нет,
Чем приветить приветные в ней проливные черты
Неизменной предстательницы за любого из нас.