Покорно направляясь в грядущие времена

сына к кресту. Они больше в вас не верят – или думают, что верят, но не мне

вам говорить, что разница между желанием верить и истинной верой так же

велика, как между крохотной мухой и гигантским гиппопотамом. Они верят

в меня, вам они в этом не признаются, но их поступки говорят сами за себя.

Господин судья, сам Господь Бог, создавший за семь дней и небо, и

землю,   и   тварей,   ее   населяющих,   умиротворенно   глядит   на   прокурора.

Кажется,   пропуская   все   его   слова   мимо   ушей,   он   смотрит   на   меня,   видя

только   человечество.   Он   спустился   с   небесного   пьедестала   в   окружении

кружащихся в вышине ангелов. Он не слушает прокурора, он и не смотрит на

меня. Он видит во мне всех. И отчаявшихся, и верующих, и погрязших в

непроницаемом мраке разврата,  и просветленных свыше святых, он видит

всех, он знает все, он вынес вердикт сразу, как только принял решение нас

48

создать. Я пытаюсь оправдаться, отвечая на нападки прокурора, говорю, что

не все так плохо, но прокурор перебивает меня на полуслове.

–  Господин   судья,   выступление   моего   многоуважаемого   оппонента

адвоката, может быть, не к месту и не ко времени будет сказано, напоминает

мне   выступление   римского   оратора   перед   многочисленной   толпой,   чья

главная   задача   заключалась   в   том,   чтобы   убедить   людей   во   все   еще

могущественной   силе   переживавшей   огромный   упадок   Римской   империи.

Она уже давно погрязла в разврате и внутренних противоречиях, которые

сопровождались бесчисленными вражескими набегами. Оратор прекрасно об

этом знает или хочет убедить себя в том, что все хорошо, все еще поправимо.

Я вновь пытаюсь оправдаться, с трудом находя слова, наверно, так же, как римский оратор, а может, он был успешнее в умении искусно врать. Но

Бог прерывает заседание. Для него оно не имеет смысла. Он не создал бы

людей для того, чтобы в один из ненастных дней просто от них отказаться.

Заседание   завершилось.   Все   исчезло.   Моя   фантазия   истощилась.   «А   что

люди?» – думаю я. Разве есть смысл винить людей? Ведь они от природы

несовершенны. Подвержены слабостям и соблазнам, противостоять которым

могут лишь единицы. Эти единицы просветленных людей существовали на

протяжении всего того времени, что существует разумная жизнь на планете

Земля. Но они всегда оставались в меньшинстве, им никогда не доведется на

что-то   существенно   повлиять.   Такова   их   горестная   судьба:   знать   о

сокровенном   смысле   человеческого   существования,   знать   о   правильных

путях развития всей цивилизации. Но безликое и бездумное людское стадо

всегда   было   и   будет   слепо   к   их   доводам.   Это   слабое   меньшинство   не

способно   повлиять   на   гибель   цивилизации.   Люди   в   большинстве   своем

порочны,   и   возвыситься   над   всем   низменным,   разлагающим   человеческое

общество,   способны  лишь  немногие.   Подобно  хирургу,   наблюдающему  за

увеличением опухали головного мозга, я с горечью становлюсь свидетелем

распада своей цивилизации, ее устоев, традиций. Такие же наблюдатели, как

я, видели этот распад и раньше. Мы не можем ни на что повлиять. Мы можем

лишь наблюдать, с горечью сознавая, что не можем что-либо предпринять.

На выходных я решил вновь вернуться к своему некогда излюбленному

занятию – наблюдению за людьми, которые шли по набережной, каждый по

своим делам. Был обычный, ничем не примечательный сентябрьский день, когда не холодно и не жарко, что-то среднее. Приятное тепло. Ветер разогнал

все тучи, и теперь в безоблачном небе ярко светило солнце. Я находился в

одном из моих излюбленных мест. Широкая просторная набережная возле

моря, в том месте, где она сворачивает на одну из главных улиц города. Я

сидел   на   лавочке,   расположенной   в   тени   листвы   массивного   дуба.

Удивительное дерево. Колонисты посадили это дерево несколько сотен лет

назад. Подумать только, оно пережило несколько войн, выжило и в мирное

время, вопреки кощунственному распоряжению правительства избавить эту

территорию   от   зеленых   насаждений   и   построить   здесь   грандиозный

развлекательный   центр.   В   последний   момент   решение   было   чудесным

49

образом отменено под нажимом партии «зеленых». Дерево было свидетелем

появления первых, маломощных и сегодня кажущихся неуклюжими машин.

С   оглушительным   ревом,   пыхтя,   они,   вместо   привычных   повозок   с

лошадьми,   проезжали   мимо   могучего   дуба.   Потом   машины

совершенствовались,   становились   все   более   мощными,   удобными   и

элегантными. Теперь они все быстрее проносились мимо, и водители редко

удостаивали   высоченный   дуб   своими   восхищенными   взглядами.   Люди

рождались и умирали, поколение за поколением, сменяя друг друга, а дерево

все стояло. Стояло и жило.

Я   наблюдал   за   проходившим   мимо   бурным   потоком   людей.   Мое

внимание привлек один человек.  Худой мужчина  средних лет с бледным, болезненного цвета лицом. Расталкивая людей и не обращая внимания на

возмущенный   взгляд   молодой   девушки,   которую   он   оттолкнул   руками   к