Покосная тяжба

— в это самое время во второй раз ударил гром и опять над лутошанским земотделом, и такой гром, что козлихинский мужик Фома Большой, входивший в тот час в Лутошанск из кривого прогона, что лепетихинский мужик Ефим Ковалев…

Да.

Так вот в это самое время посмотрел секретарь нарсуда на часы и сказал:

— Пора и обедать!

И как только он это сказал, прибежал в земотдел из Козлихи Фома Большой, прибежал в земотдел из Лепетихи Ефим Ковалев, и тогда же в третий раз ударил гром и уже над лутошанским кооперативом.

Председатель правления сгреб бумаги и спрятал бумаги в ящик, посмотрел на часы — а часы в это время показывали четыре — и сказал:

— Пора и обедать!

И только тогда пошел в Лутошанске дождь, и только тогда послан был земотделом в Козлиху Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, послан был он, — говорю я, — в Лепетиху в качестве члена установить между означенными деревнями границу, что проходит по Дурундеевской пустоши на земле бывшего барина, господина Дурундеева.

С вечера вышел Кузьма Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, в Козлиху и еще не дошел до Козлихи, как остановил его лепетихинский мужик Егор Ковалев и сказал:

— Ночуешь у нас — мы всегда с уважением!

А делал Егор такой самогон, не хуже, а пожалуй, и лучше николаевской, такой самогон, что заборо… Вот как было дело:

видел Фома Меньшой, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов в Егоркин сарай, надо думать, что шел он в Егоркин сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:

— Я знаааю… — Я — как член!

Тогда запряг лошадь Фома Меньшой и подъехал к сараю, был еще с ним Коляной, Колькин брат, который — это Колькато — варил такой самогон, что забо…

Ну так вот:

видел Ефим Ковалев, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, и шел он в Колькин сарай, надо думать, шел он в Колыши сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:

— Я знаааю… Я как член…

Вот тогдато и запряг лошадь Ефим Ковалев и подъехал к сараю, и был с ним еще Лександра Лузга и Егор, который, это Егорто, варил такой самогон…

Да. На чем же я кончил?

Ну, вот — когда, значит, пошел в Лутошанске дождь — а было это в четыре часа, вышел из лутошанского кооператива Федот Каблуков и, выйдя, заметил, что идет в Лутошанске дождь. Тогда он, пройдя шагов сто…

И вышел в это время из нарсуда заборовский дьякон и, выйдя, тоже заметил, что идет в Лутошанске дождь, — а было это в четыре часа — и, пройдя шагов сто,

— а дождь теперь лил как из ведра — встали они оба под крышу лабаза лутошанского кооператива.

А накануне Иванова дня покосные комиссии деревень Козлихи и Лепетихи, совместно с членом лутошанского земотдела Кузьмой Самуиловым, рассматривали вопрос о границе между названными деревнями, что проходит по Дурундеевской пустоши на земле бывшей помещика Дурундеева, и, рассмотрев означенный вопрос, постановили считать, что, согласно приказа губземотдела, идет эта граница вдоль лепетихинского леса от кривой березы на сто шагов, что и подтверждается граждан означенных деревень свидетельскими показаниями.

Подлинный подписали: покосной комиссии члены: Фома Большой и Фома Меньшой, Ефим Ковалев и Егор Ковалев и член лутошанского земотдела Кузьма Самуилов.

Да.

Ну, так вот — встали это они под крышу — а в это время подбежал к лабазу человек в белой рубахе, без шапки, и забежал за лабаз. И увидел председатель правления Федот Каблуков человека без шапки в белой рубахе и сказал:

— Я его знаю — это Фома Большой!

Тогда увидал секретарь нарсуда человека в белой рубахе без шапки и тоже сказал:

— А я его знаю: это Ефим Ковалев!

И пока они так говорили — шел дождь, и, пока шел дождь, стояли они под крышей лутошанского кооператива, а когда дождь перестал — пошли они домой, и в это же время пошли домой деревни Козлихи мужик — Фома Большой и деревни Лепетихи мужик — Ефим Ковалев,

Третья часть

Были в Иванов день, в Лутошанске Яшка Бандит и сам Коляной, и были они у Марьи вдовы, и ушли будто бы за полночь, а что ушли они за полночь, видно из того, что Сергей Петров, кладовщик, еще спал и они его разбудили, потому что, когда полагалось ему вставать, его и дома не было, повидимому, он кудато ушел и ушел, надо думать, в Лепетиху, потому что Яшку Бандита видели потом в Лепетихе.

Вот как было дело:

после Иванова дня вышел из деревни Козлихи козлихинский мужик, Фома Большой, и вышел он на Дурундеевскую пустошь — было это в шесть утра, — и в шесть утра вышли из деревни Лепетихи два брата Ковалевых: Ефим и Егор —

ну так вот

вышел это Фома на Дурундеевскую пустошь и начал косить у самой границы на сто шагов от того места, где летось стояла кривая береза —

и вышли тогда на Дурундеевскую пустошь Ковалевы, Ефим и Егор, и видят — косит Фома Большой и косит у самой границы…

…Бросил Фома Большой косу и убежал в Козлиху, потому что лепетихинских было больше. И стали тогда косить лепетихинские — Ефим и Егор, и тоже у самой границы в ста шагах от того места, где стояла кривая береза. И как только начали они косить, пришли из Козлихи Фома Большой, и Фома Меньшой, и Никита Петров, и Беберя и видят: косят лепетихикские у самой границы…