Покрась все это в красный цвет (ЛП)

“Как я уже сказал, он великолепен. У него, вероятно, есть система, настроенная так, чтобы предупреждать его о любом вмешательстве. Он, кажется, не возражает, чтобы мы смотрели это, но он хочет, чтобы его телефон оставался в секрете”.

“Потому что он ведет это шоу с этого телефона, и он не хочет, чтобы мы знали, что будет дальше”, - говорю я, волнуясь.

Экран переключается на место жительства, где пожилой мужчина и пожилая женщина сидят в своей гостиной. Они находятся прямо напротив того места, где на Лану могли напасть.

Они говорят о безумии, происходящем снаружи, и о том, как они планируют переждать его, когда внезапно включается телевизор, и в поле зрения появляется лицо в маске. Вместо зеркальной маски, которую носила Лана, это красная маска.

“Убирайся, Уитмайрс! Убирайся сейчас же!”

Женщина и мужчина одновременно кричат, и мужчина хватается за сердце, его глаза широко раскрыты от ужаса. Это все, что им нужно для подсказки.

Они даже не потрудились схватить сумку, прежде чем выбежать.

Все экраны снова меняются, и я пытаюсь сосредоточиться на тех, которые кажутся наиболее важными.

“Как он смотрит на все это с одного телефона?” — спрашиваю я Хэдли.

“У него есть система, настроенная для переключения между экранами, но он может свернуть до пяти одновременно и просматривать их в миниатюре. Интересно, будет ли он ходить от дома к дому с такой тактикой?”

“Что произойдет, если эта тактика не сработает?” Я прошу больше для себя, чем для нее, страх ползет у меня по спине.

Должна быть причина, по которой они сосредоточились на эвакуации города.

Мои глаза сосредоточены на мониторе с наибольшей активностью. Помощники шерифа разбежались, все они выглядят сердитыми и отчаянно пытаются удержать людей в городе. Один даже бьет гражданского, но двое мужчин хватают помощника шерифа и бросают его в машину.

Он отступает, когда кто-то наставляет на него пистолет, и гражданские помогают упавшему мужчине подняться на ноги, прежде чем отступить в машину.

“Они связали их вместе, чтобы противостоять шерифу и его людям”, - предполагаю я.

“Никто не будет сражаться за город, и после шоу, которое они устроили с трансляцией, никто тоже не хочет быть там, когда шериф уйдет”, - говорит она, но затем делает глубокий вдох.

Она поворачивается ко мне лицом, ее глаза широко раскрыты. ”Мне кажется, я знаю, где Лана".

“Куда?”

Она указывает на экраны. “Кто пропал без вести?”

Глава 13

Не навязывайте другим то, чего вы сами не желаете.

— Конфуций

лана

Дверь распахивается, и я наблюдаю сквозь деревянные планки двери шкафа, как шериф врывается внутрь, сердито захлопывая за собой дверь. Он хватает пустой стакан со стола рядом со своим креслом и швыряет его через всю комнату. Она разбивается о стену, когда он рычит, как разъяренный зверь.

В течение нескольких долгих минут его голова свисает, грудь вздымается, и он хватается за края стула для поддержки. Он всегда хорошо притворяется, но он такой же смертный, как и все мы.

Моя улыбка загорается, когда он, как и следовало ожидать, идет к бару в гостиной, открывает дверь и достает бутылку виски. Его руки дрожат, когда он наливает стакан и быстро выпивает его.

В любой момент, когда давление возрастает, шерифу приходится выпить. Но он не может позволить своим помощникам видеть, как он несет Библию и стакан виски. Он может приговорить невинных людей к ужасной смерти, но быть настолько слабым, чтобы нуждаться в выпивке, просто непростительно. Не говоря уже о позоре.

Я бы закатила глаза, но я занята тем, что наблюдаю, как он снимает пистолет и кладет его у двери.

Окончательно.

” Вы заплатите за это", — шипит шериф, свирепо глядя на нас с братом, когда нас выносят из зала суда.

“Он был с нами!” Я снова кричу, отчаянно глядя на присяжных, пока они продолжают спорить со мной. “Они скрывают правду! Они скрывают улики! Это просто гребаная охота на ведьм, и моего отца подставляют!”

” Просто заставь их показать тебе наши показания! " — ревет мой брат, когда они, наконец, вытаскивают нас на улицу.

Как только двери закрываются, они снова открываются, и шериф выходит.

На наши запястья надевают наручники, но они не могут запереть нас надолго. Это заснято на пленку. Мы обвиняемся в неуважении к суду и ни в чем другом.

“Посадите их в камеру, пока эта чертова штука не закончится. Я больше не буду иметь с ними дела, пока не придется, — рявкает шериф. Затем эти холодные глаза поворачиваются к нам. “Ты заключаешь сделку с дьяволом, предавая души невинных. Твой отец виновен. И я позабочусь о том, чтобы его повесили за его грехи”.

Он начинает возвращаться внутрь, когда мы начинаем требовать, чтобы нас отпустили.

Шериф поворачивается, как только мы доезжаем до угла, и смотрит на меня.

“Я надеялся, что ты увидишь дьявола, которого любила, более ясными глазами, но, думаю, ты никогда этого не делала и никогда не увидишь”.

Я терпеливо жду, молча наблюдая за ним одними глазами, пока он допивает еще один бокал. Его взгляд устремляется на что-то рядом с диваном, и его голова наклоняется, когда он изучает что-то, что я не могу видеть под этим углом.