Покрашенный дом

— На Север, во Флинт. Я слыхал, что многие ребята уже звонили на завод компании «Бьюик», хотели устроиться туда на работу. Там, говорят, в этом году мало рабочих мест, вот все и спешат пристроиться. Хлопок в этом году опять паршивый. Еще один хороший дождь, и река выйдет из берегов. И большая часть фермеров в лучшем случае соберет половину урожая. Глупо, правда? Вкалывать шесть месяцев до потери пульса и все потерять, а потом тащиться на Север в поисках работы и привезти домой достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами. И снова пахать и сеять.

— А ты едешь на Север? — спросил я.

— Подумываю об этом. Я еще молодой и не хочу на всю жизнь застрять на ферме.

— Ага, и я тоже.

Он потягивал свой кофе, и мы молча раздумывали о том, как глупо заниматься фермерством.

— Я слыхал, этот здоровенный парень с гор убрался домой, — произнес наконец Джеки.

К счастью, у меня рот был полон мороженого, так что я лишь кивнул в ответ.

— Надеюсь, его все же поймают, — заметил он. — Хотелось бы видеть, как его поведут на суд, пусть получит, что заслужил. Я уже говорил Стику Пауэрсу, что выступлю свидетелем. Я все там видел. И другие теперь тоже приходят к Стику и рассказывают, как там все было на самом деле. Этому парню с гор вовсе не надо было убивать Джерри Сиско.

Я запихнул в рот еще кусок мороженого и продолжал кивать. Я уже научился помалкивать и лишь глупо таращиться, когда речь заходила о Хэнке Спруиле.

Вернулась Синди. И стала возиться у себя за стойкой, что-то вытирая и напевая себе под нос. Джеки сразу позабыл про Хэнка.

— Ты вроде как доел? — спросил он, глядя на мое мороженое. Кажется, им с Синди надо было о чем-то поговорить.

— Почти, — ответил я.

Она все напевала, а он смотрел, как я заканчиваю есть. Съев последний кусочек, я сказал «спасибо» и отправился в лавку Попа и Перл, где надеялся узнать что-нибудь о предполагаемом телефонном звонке. Перл была одна, стояла у кассового аппарата, опустив очки на кончик носа. Наши глаза встретились, едва я вошел в лавку. Про нее говорили, что она узнает по звуку любой грузовик, проезжающий по Мэйн-стрит, и может определить, кто именно сидит за рулем, а также точно сказать, сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний раз был в городе. Она ничего мимо себя не пропускала.

— А где Илай? — спросила она, когда мы обменялись приветствиями.

— Остался дома, — ответил я, глядя на банку с рулетами. Она кивнула и сказала:

— Возьми себе рулет.

— Спасибо. А Поп где?

— В задней комнате. Так ты только с родителями приехал?

— Да, мэм. Вы их видели?

— Нет еще. Они бакалею будут закупать?

— Да, мэм. И еще, кажется, отец хотел воспользоваться вашим телефоном. — От этого сообщения она буквально застыла на месте, видимо, обдумывая, зачем это отцу понадобилось кому-то звонить. Я развернул рулет.

— А кому он звонить собрался?

— Не знаю. — Следовало пожалеть любого бедолагу, который хотел воспользоваться телефоном Перл и при этом сохранить разговор в тайне. Она все равно узнала бы даже больше, чем те, с кем он разговаривал.

— У вас там здорово мокро?

— Да, мэм, здорово.

— Такая уж скверная у вас местность. И вы, и Летчеры, и Джетеры всегда первыми попадаете в наводнение. — Голос ее уплыл вдаль — она явно задумалась над нашими несчастьями.

Потом глянула в окно и медленно покачала головой, словно предвидя еще один плохой урожай.

Мне еще только предстояло узнать, что такое наводнение — я ведь ни одного пока не видел, — так что ответить мне было нечего. Погода испортила настроение всем, включая Перл. Когда над нашими краями нависают такие тяжелые облака, трудно оставаться оптимистом. А впереди нас еще ждала мрачная зима.

— Я слыхал, кое-кто собирается на Север, — сообщил я. Уж Пёрл-то точно будет знать все подробности, если этот слух соответствует действительности.

— Я тоже слыхала, — сказала она. — Хотят устроиться на работу, если дожди продолжатся.

— А кто собрался ехать?

— Не слышала, — ответила она, но по ее тону было сразу понятно, что у нее есть самые последние сплетни. Фермеры, видимо, пользовались ее телефоном.

Я поблагодарил ее за рулет и вышел из лавки. Тротуары были пусты. Это было очень здорово, как будто ты в городе один. По субботам здесь обычно не протолкнуться, столько собирается народу. Я заметил родителей в скобяной лавке. Они там что-то покупали. Я пошел посмотреть, что именно.

Они покупали краску. На прилавке в ряд были выставлены пять галлонных банок краски «Питсбург пэйнт» и две кисти все еще в пластиковой упаковке. Продавец подсчитывал общую сумму, когда я вошел. Отец рылся в кармане, что-то отыскивая. Мама стояла рядом с ним, гордо выпрямившись. Мне сразу стало понятно, что это она настояла на покупке краски. Она улыбнулась мне, очень довольная.

— Всего четырнадцать долларов и восемьдесят центов, — сказал продавец.

Отец достал деньги и начал отсчитывать купюры.

— Я могу записать это на ваш счет, — предложил продавец.