Покрашенный дом

Мы ехали за прицепом Монтгомери, пока он не свернул к хлопкоочистительному джину. Прицеп тащил старый трактор Монтгомери, «Мэсси Харрис», а управлял им Фрэнк, самый старший из ребят этого семейства; его поперли из пятого класса школы, и в церкви все считали, что его скоро ждут крупные неприятности.

Тут шоссе 135 перешло в Мэйн-стрит, и мы ехали по ней все то время, пока не выбрались из Блэк-Оука. Проехали мимо местной баптистской церкви — это был тот редкий случай, когда мы не остановились здесь, чтобы прослушать службу. Все магазины, лавки, конторы, церкви и даже школы городка выходили на Мэйн-стрит, так что по воскресеньям транспорт здесь двигался сплошным потоком, бампер в бампер, — все окрестное сельское население толпами стекалось в город за покупками. Но нынче была среда, так что когда мы добрались до места, то запросто припарковали грузовик напротив бакалейной лавки Попа и Перл Уотсон, прямо на Мэйн-стрит.

Я ждал на тротуаре, пока дедушка не кивнул мне, указав на лавку. Это был знак мне — войти внутрь и купить сладкий рулет в кредит. Он стоил всего один цент, но никогда не было известно заранее, будет ли мне разрешено его купить, всякий раз когда мы приезжали в город. Иной раз мне так и не удавалось дождаться этого кивка, но я все равно заходил в лавку и слонялся возле кассы, пока Перл не совала мне тайком этот самый рулет, причем каждый раз обязательно строго настаивала, чтобы я ничего не говорил дедушке. Она его боялась. Илай Чандлер был человеком бедным, но чудовищно гордым. Он бы скорее умер с голоду, чем принял милостыню, в перечень которой, по его мнению, входил и сладкий рулет. Он бы отлупил меня своей палкой, если б узнал, что я взял кусочек рулета, так что Перл Уотсон не составляло труда заставить меня молчать об этом.

Но на этот раз он кивнул мне. Перл, как обычно, протирала прилавок, когда я вошел и неуклюже поздоровался. Потом сцапал кусок рулета из банки, стоявшей рядом с кассовым аппаратом. Потом поставил в книге учета свою подпись, уже хорошо отработанную. Перл с интересом проинспектировала результаты моих трудов.

— Все лучше и лучше, Люк, — сказала она.

— Ага. Неплохо для семилетки, — ответил я. С подачи мамы я уже года два тренировался в написании своей фамилии скорописью. — А где Поп? — спросил я затем. Эти двое были единственные взрослые из всех моих знакомых, кто всегда настаивал, чтобы я называл их просто по имени, правда, только в лавке, когда нет посторонних. Если заходил какой-нибудь покупатель, они тут же превращались в мистера и миссис Уотсон. Я никому об этом не рассказывал, кроме мамы, а та сказала, что, по ее твердому убеждению, никто другой из детей такой привилегии не имеет.

— Он в задней комнате, товар раскладывает, — ответила Перл. — А где твой дед?

Истинным жизненным призванием Перл было отслеживать все передвижения жителей городка, так что на любой вопрос она всегда отвечала собственным вопросом.

— Он пошел в «Ти шопп», посмотреть, что там за мексиканцы приехали. А можно мне пойти к Попу? — спросил я, в свою очередь, твердо намереваясь забить ее вопросы своими.

— Лучше не надо. А вы в этом году и людей с гор нанимать будете?

— Ага, если найдем. Илай говорит, что их нынче мало приезжает, меньше, чем раньше. И еще он думает, что они все какие-то чокнутые. А где Чамп? — Чамп был старый бигль, который вечно вертелся у ног Попа.

Перл всегда улыбалась, когда я называл дедушку по имени. Она уже собиралась задать мне очередной вопрос, когда звякнул маленький колокольчик над дверью, а дверь отворилась и захлопнулась обратно. В лавку вошел настоящий мексиканец. Он был один и вел себя очень скованно, как и все они, когда встречаешь их в первый раз. Перл вежливо кивнула новому покупателю.

А я заорал:

— Buenos dias, senor![1]

Мексиканец улыбнулся и робко ответил: «Buenos dias» — после чего исчез в задних помещениях лавки.

— Они хорошие ребята, — тихонько сказала Перл, как будто мексиканец понимал по-английски и мог счесть себя оскорбленным тем, что она про него сказала. А я вонзил зубы в сладкий рулет, откусил кусок и стал жевать, одновременно заворачивая и пряча в карман другую его половину.

— Илай беспокоится, что нынче придется им больше платить, — заметил я. При появлении в лавке еще одного покупателя Перл вдруг снова занялась приборкой, протирая все вокруг и поровнее устанавливая единственный кассовый аппарат.

— Илай всегда о чем-нибудь беспокоится, — заметила она.

— Он же фермер…

— А ты тоже собираешься стать фермером?

— Нет, мэм. Я буду играть в бейсбол.

— За «Кардиналз» играть будешь?

— Конечно.

Перл что-то тихонько напевала, а я ждал, когда вернется мексиканец. Я знал еще несколько испанских слов, которые мне не терпелось применить на практике.

Старые деревянные полки вокруг ломились от только что завезенных бакалейных товаров. Я любил заходить сюда во время сбора урожая, потому что Поп всегда в этот период забивал лавку товарами от пола до потолка. Фермеры убирали урожай, так что скоро деньги начнут переходить из рук в руки.