Покрашенный дом

После ужина мы расселись на веранде, а Паппи включил радио. «Кардиналз» играли в Филадельфии, матч шел при искусственном освещении. Мьюзиэл занял место бэттера в середине второго иннинга, и я погрузился в свои обычные мечты.

Глава 8

В воскресенье мы проснулись на утренней заре под треск молний и низкий рокот грома. Гроза шла с юго-запада, задерживая восход солнца, и я, лежа в комнате Рики, все задавал себе один и тот же вопрос: и почему это дождь всегда идет по воскресеньям? Почему не посреди недели? Тогда бы мне не надо было собирать хлопок. А воскресенье и так день отдыха…

В комнату вошла бабушка и велела мне идти на веранду, чтобы полюбоваться дождем вместе. Она приготовила мне кофе, плеснув туда побольше молока и наложив вдоволь сахару, и мы сидели в качалке, медленно покачиваясь под завывание ветра. Спруилы метались вокруг, собирая в коробки свое барахло и пытаясь найти убежище от дождя в своей протекающей палатке.

Дождь налетал волнами, как будто беря реванш за две недели сухой погоды. Вокруг веранды клубилось марево, как туман, а наша жестяная крыша стонала под струями.

Бабка всегда тщательно выбирала момент, чтобы поговорить со мной. Иногда, обычно раз в неделю, она брала меня с собой на прогулку или поджидала меня на веранде, лишь бы оказаться со мной вдвоем. Поскольку она целых тридцать два года была замужем за Паппи, то хорошо изучила искусство молчания. И могла подолгу гулять или качаться в качалке, не произнося почти ни слова.

— Как кофе? — спросила она. Я едва ее расслышал из-за грозы.

— Отлично, ба, — ответил я.

— Чего хочешь на завтрак?

— Горячих хлебцев.

— Ну тогда я сейчас их напеку.

По воскресеньям мы обычно никогда никуда не торопились. Спали дольше, хотя сегодня нас рано разбудил дождь. А на завтрак забывали про привычные яичницу и ветчину, а просто как-то перебивались на хлебцах с патокой. И работы в кухне было поменьше. В конце концов, это ведь день отдыха.

Качалка тихонько раскачивалась, ее ржавые цепи мягко поскрипывали над головой. Над дорогой ударила молния, где-то в стороне фермы Джетеров.

— Мне нынче сон про Рики приснился, — сказала Бабка.

— Хороший?

— Да, очень хороший. Что война вдруг кончилась, но нам забыли об этом сказать. И однажды вечером сидим это мы тут, на веранде, слушаем радио — и вдруг видим, что по дороге к нам бежит какой-то человек. И это Рики. Он в своей армейской форме и кричит, что война кончилась.

— Хорошо бы и мне такой сон приснился! — заявил я.

— Думаю, это Господь нам что-то хотел сообщить.

— Что Рики возвращается?

— Да. Может, не прямо сейчас, но что война скоро кончится. И я однажды погляжу на дорогу и увижу, что он уже идет через двор.

Я посмотрел на наш двор. На нем образовывались лужи и потоки, которые бежали в сторону Спруилов. Травы уже почти не было, а ветер срывал первые желтые листья с дубов.

— Я каждый вечер молюсь за Рики, ба, — сказал я гордо.

— Я молюсь за него ежечасно, — сказала она, и я заметил, что глаза у нее влажные.

Мы качались и смотрели на дождь. Когда я думал о Рики, он редко представлялся мне в виде солдата в военной форме, с винтовкой, под огнем, перебегающим от одного укрытия к другому.

Скорее, я думал о нем, как о лучшем своем друге, моем дяде, который был мне больше братом, приятелем, с которым мы рыбачили и играли в бейсбол. Ему ведь было всего девятнадцать, и он представлялся мне и молодым, и старым одновременно.

Вскоре появилась мама. Субботнее мытье для меня обычно сопровождалось воскресным отскребыванием. Это был быстрый, но жестокий ритуал, когда эти две одержимые женщины отскребывали от грязи мою шею и уши.

— Ты готов? — спросила мама. И я почувствовал, что шея и уши уже болят.

Я пошел за Бабкой на кухню, чтобы налить себе еще кофе. Паппи уже сидел за кухонным столом и читал Библию, готовясь к уроку в воскресной школе. Отец был на заднем крыльце, наблюдал за грозой и пялился куда-то вдаль, за реку, несомненно, уже беспокоясь насчет возможного наводнения.

* * *

Дождь закончился еще до того, как мы вышли из церкви. На дорогах была сплошная грязь, и Паппи вел машину еще медленнее, чем обычно. Мы тащились и тащились, иногда сползая вбок на ухабах и в лужах, которых было множество на нашей старой проселочной дороге. Мы с отцом сидели сзади, в кузове, крепко держась за борта, а мама с Бабкой ехали впереди. Все были одеты в самое лучшее. Небо прояснилось, над головой было солнце, оно уже начало припекать мокрую землю, так что стали видны испарения, лениво поднимавшиеся над стеблями хлопчатника.

— А денек-то будет жаркий, — сказал отец, выдав все тот же прогноз, который предлагал нам каждый день, начиная с мая и до конца сентября.

Когда мы добрались до шоссе, мы с отцом встали и оперлись о крышу кабины, чтобы ветер дул в лицо. Так было гораздо прохладнее. Поля были пусты; даже мексиканцам не разрешалось работать в воскресенье. Каждый год в период сбора урожая в округе возникали одни и те же слухи о неких фермерах, тайком пробирающихся в поле и собирающих хлопок и в воскресенье. Лично я никогда таких грешников не видел.