Покрашенный дом

В конце концов начали подтягиваться и баптисты. Послышались возгласы: «Привет!», «Где это вас носило?», «Чего это вы так долго?» Грузовики и легковушки все подъезжали и подъезжали, и вскоре парковка была забита машинами, стоявшими бампер к бамперу вдоль оград, со всех сторон окружавших поле. По крайней мере в одну, а то и в несколько во время игры обязательно угодит неточно брошенный мяч. Пару лет назад новенький крайслеровский седан мистера Уилбера Шифлета лишился таким образом ветрового стекла — Рики так здорово отбил мяч за левую ограду, что сумел заделать «хоум ран». Звук был жуткий — громкий удар, а потом звон разбитого стекла. Но у мистера Шифлета водились денежки, так что никто особо не беспокоился. Он знал, на что шел, когда парковал свою машину. Методисты в тот год выиграли у нас, и Рики был уверен, что тренер нашей команды, то есть Паппи, должен был заменить питчера в третьем иннинге.

Они даже некоторое время не разговаривали.

Столы были вскоре все уставлены огромными блюдами с овощами, тарелками с жареными цыплятами, корзинками со свежим кукурузным хлебом, булочками и другими хлебными изделиями. Миссис Орр, жена методистского священника, командовала размещением блюд, пока столы не приобрели какую-то видимость определенного порядка. На одном стояли только свежие овощи — помидоры десяти сортов, огурцы, маринованный желтый и синий лук. Рядом размещались бобы, фасоль и горох — вигна китайская, горошек заборный, зеленые бобы, приготовленные с ветчиной, лима мелкоплодная. На каждый пикник непременно готовили картофельный салат, причем у каждого шеф-повара был свой рецепт его приготовления. Мы с Деуэйном насчитали целых одиннадцать огромных салатниц с этим блюдом, и все они отличались друг от друга. Яйца со специями были не менее популярны, некоторые блюда с ними занимали по полстола. И последнее, самое главное блюдо — жареные цыплята. Тут их было столько, что можно было месяц кормить весь город.

Дамы все суетились вокруг столов, колдуя над блюдами, а мужчины переговаривались и посмеивались, обменивались приветствиями, но ни на секунду не отводили глаз от цыплят. Повсюду сновали дети. Мы с Деуэйном переместились к одному конкретному дереву, под которым несколько дам раскладывали десерт. Я насчитал шестнадцать контейнеров с самодельным мороженым; все они были плотно укутаны полотенцами и засыпаны льдом.

Как только приготовления завершились утвердительным кивком миссис Орр, ее муж, преподобный Вернон Орр, вместе с братом Эйкерсом встал в центре и толпа присмирела и умолкла. В прошлом году благодарственную молитву Господу возносил брат Эйкерс; в этот год эта честь принадлежала методистам. Каждый пикник проходил по строгому, хоть и неписаному распорядку. Мы склонили головы и стали слушать, как преподобный Орр благодарит Господа за Его милости, за всю эту прекрасную пищу, за хорошую погоду, за хлопок и так далее и тому подобное. Преподобный ничего не забыл. Город Блэк-Оук и в самом деле был благодарен Создателю за все, что Он нам ниспослал.

Я чувствовал аромат жареных цыплят. И уже ощущал на языке вкус шоколадных пирожных с орехами и мороженого. Тут Деуэйн лягнул меня, и мне захотелось сбить его с ног. Но я не посмел — меня непременно выпороли бы за драку во время молитвы.

Когда преподобный Орр закончил наконец свою молитву, мужчины собрали всех мексиканцев и построили их в одну линию, чтобы удобнее было раздавать им тарелки с едой. Такова была традиция: мексиканцев угощали первыми, потом приезжих с гор, потом детей, потом взрослых. Тут откуда-то появился Стик Пауэрс, конечно, в форме, и втиснулся в очередь между мексиканцами и людьми с гор. Я слышал, как он объясняет всем, что он на дежурстве и времени у него нет. Он унес две тарелки — одну с цыплятами, а вторую со всем, что успел туда наложить. Мы прекрасно знали, что он будет жрать, пока не набьет утробу, а потом найдет себе тенистое дерево где-нибудь на краю города и будет под ним спать, пока не переварит свой ленч.

Кто-то из методистов спрашивал меня про Рики — как у него дела, давно ли от него было письмо? Я старался быть вежливым и отвечать на все вопросы, но обычно мы, Чандлеры, не слишком радовались такому вниманию. А теперь, когда над нами нависла угроза разоблачения тайны Либби Летчер, любое упоминание вслух имени Рики пугало еще больше.

— Передай ему, что мы его часто вспоминаем, — говорили мне. Они всегда так говорили, как будто у нас был телефон и мы каждый вечер звонили ему. — Мы молимся за него, — говорили они.

— Спасибо, — всегда отвечал я.

Любой неожиданный вопрос о Рики мог уничтожить всю радость от такого замечательного события, как Осенний Пикник. Он был в Корее, сидел в окопах в самом пекле, укрываясь от пуль и убивая людей, и не знал, вернется ли когда-нибудь домой, пойдет ли снова в церковь вместе с нами, примет ли участие в пикнике вместе со всем городом, сыграет ли еще в бейсбол против команды методистов. В самый разгар веселья я вдруг почувствовал себя страшно одиноким и напуганным.