Покров-17

Второе погружение в черноту оказалось уже не таким страшным. Теперь я знал, что это такое. Все вокруг перестает существовать только для твоего восприятия, но рассудок понимает, что мир никуда не делся. Просто его не видно и почти не слышно. Будто не извне приходит эта темнота, а от тебя; будто это ты ослеп и оглох, а с окружающим миром все в порядке.

Но нет, с этим миром определенно не все в порядке. Потому что все кругом непроглядно черно.

И снова темнота отступает и смазывается в грязно-серый туман, снова проступают очертания рук, и видна проросшая из асфальта трава под ногами, и белесое небо, и облупленная стена дома напротив, и лицо Капитана, который почему-то опять смотрит на меня с тревогой и озабоченностью.

— Что-то не так? — спросил я. — Мне уже не так страшно. Кажется, я привыкаю.

Последнее слово я будто проглотил, и показалось, что не слышу самого себя; резко зазвенело в ушах, к горлу подступила тошнота.

Мои ноги стали ватными, и показалось, что я вот-вот упаду. Так и случилось.

Меня подхватили руки Капитана, и в голове промелькнула мысль, что он был готов к этому и знал, что сейчас будет.

Потом меня стошнило. Кажется, я забрызгал Капитана.

Все перед глазами плясало в туманном калейдоскопе.

Я сидел на асфальте, Капитан стоял рядом на корточках, придерживал мое плечо и что-то говорил. Я не слышал.

Было невероятно паршиво.

Снова стошнило.

Сквозь размытый туман я увидел встревоженное лицо Капитана.

— Хреново выгляжу, да? — спросил я, когда снова смог говорить.

Капитан кивнул.

Он помог мне подняться, я оперся на его плечо и облегченно выдохнул. Кажется, становилось немного лучше.

— Это от уголька? — снова спросил я.

Капитан опять кивнул.

— Меня стошнило. Это хорошо или плохо?

Капитан покачал головой:

— Не знаю.

Мы пошли дальше. Я уже мог идти сам, туман перед глазами исчезал, и в голове больше не гудело.

И спустя десять минут мы дошли до знакомого перекрестка, того самого, где пришлось оставить машину.

Эти старенькие «Жигули» были моей гордостью. Я купил машину целиком на гонорары от книг и статей. То есть это был фактически первый зримый, ощутимый физически результат моего творчества. Я тогда говорил, что написал эту машину — так оно и было.

Не сказать, что я фанатичный водитель, никогда особо не любил ковыряться в капоте и просиживать сутки напролет в гараже, но это была моя машина, мой статус, конкретный результат моего труда.

Дверь у машины была раскурочена, она валялась на асфальте в двух шагах от капота.

Водительское кресло распорото, из него торчали пружины.

Шины спущены.

Лобовое стекло разбито.

В открытом капоте увлеченно копался, спрятавшись туда почти с головой, маленький толстый ширлик с лошадиным хвостом и необъятных размеров задницей.

Еще один ширлик — с волочащимся по земле пузом, круглым телом и головой дятла — сидел у заднего колеса и методично, размеренно долбил шину длинным клювом.

И еще один сидел прямо на крыше, у него был огромный, свисающий до самой груди нос, острый горб на спине и жидкие волосы по всему телу, он держал кривыми лапками выломанный из машины руль, резво крутил его в разные стороны и радостно бибикал противным голоском, как ребенок, брызгая слюнями.

Я не знал, что думать и что говорить.

— А ну пошли отсюда! — вскрикнул Капитан, выхватил пистолет и пальнул в воздух.

Ширлики резко переполошились и пустились наутек. Тот, что сидел на крыше, от неожиданности выронил руль, свалился на асфальт, неуклюже перевернулся и побежал вслед за остальными.

— Моя машина… — проговорил я, не веря своим глазам.

— Да уж, — присвистнул Капитан. — У вас теперь ни руля, ни колес.

Теперь мы точно никуда не поедем.

Я стоял перед тем, что раньше было моей машиной, курил — даже не помнил, как достал сигарету и чиркнул зажигалкой, это произошло само по себе — и все еще не мог поверить, что моих «Жигулей» больше нет. К горлу опять подступала тошнота.

— Мда-а-а, — протянул Капитан. — Это должно было случиться.

Он похлопал меня по плечу.

— Ничего, ничего, — продолжил он. — Может, оно и к лучшему. Тут за машину и убить могут. В этом плане эти твари лучше людей. Пойдемте пешком. Нам всего-то полчасика пройти.

От глубокой затяжки закружилась голова.

Мне показалось, будто вот-вот снова упаду в обморок, и поэтому я аккуратно сел на асфальт перед разбитой в хлам машиной. Капитан стоял надо мной, спрятав руки в карманах.

Я тяжело вздохнул, затянулся сигаретой.

Это крах, это конец. Когда я отсюда выберусь… Если я отсюда выберусь, впрочем, нет, какие, к черту, «если», только «когда» — я куплю новую машину. Да, думал я, да, именно так и сделаю.

В эту минуту мне показалось, будто Покров-17 вобрал в себя все самое отвратительное, что есть сейчас в нашем жалком и угасающем времени, всю мерзость нашего бытия, весь упадок и разруху. Как сходятся лучи солнца под лупой, чтобы разжечь огонь, так и это место сконцентрировало в себе всю гадость нашей эпохи.

Я видел умирающие деревни, остановленные заводы, нищих стариков и старух — здесь все это будто сошлось одной чудовищной карикатурой.

Ничего, ничего, думал я. Выберусь.