— Извини, задремал, — сказал я, зевая и пытаясь унять тошноту.
— Ничего, — ответил полковник. — Скоро приедем, минут десять осталось.
Опять болело место укола на руке. Я взглянул на запястье. Кожа стала толстой и мозолистой, как на пятке, и еще показалось, будто укоротились пальцы.
— Как думаешь, у меня вырастут рога и копыта? — спросил я, разглядывая руку. — Или клюв, хобот, ослиные уши…
— Надеюсь, до этого не дойдет. Не думай об этом. Отвлекись на что-нибудь.
Отвлечься. Смешно, подумал я. Отвлечься…
— У меня вообще на руке какие-то чешуйки появились, — сказал Каменев. — Наверное, превращаюсь в рептилию. Может, не так уж и плохо, а? Вон, в газете «Голос Галактики» пишут, что рептилии правят миром.
Усиливалась тошнота, в животе бурлило и кипело, хотя я почти ничего не ел. Я потрогал лоб — пальцы оказались мокрыми от пота. Опять температура.
— Нам ничего не поможет, — сказал я.
Полковник молчал.
Меня опять клонило в сон, пересохли губы, и всё перед глазами смазывалось в разноцветную нелепицу.
— Мне очень плохо, — сказал я.
Полковник повернулся ко мне. Его лицо оказалось мордой многоглазого чудовища без носа и ушей, с огромной слюнявой пастью и белыми клыками. Глаза его то исчезали, рассасываясь по серой пупырчатой коже, то вновь появлялись уродливыми красными отверстиями, из которых, как маленькие червячки, выглядывали глазные яблоки. Потом я понял, что это и впрямь черви, их бледно-желтые тельца заканчивались глазными яблоками; они ползали по его лицу и переходили из одной глазницы в другую, путались, копошились, дрались, падали вниз, на его мундир, на руки, держащие руль…
— Не ссы, всё нормально будет, — сказал полковник, но его голос раздавался не здесь, а где-то со стороны, снаружи автомобиля. — Ты чего, эй?
Машина уже никуда не ехала. Мы стояли посреди пустой улицы.
Харон Семенович, медленно поднимаясь над кузовом, напоминал пластилиновое чудовище из старых фильмов ужасов. Он заполз сверху на машину, придавил ее своей массой и запустил в салон паучьи лапки, пронзив насквозь меня и полковника.
Стало больно и темно.
Вдалеке завыли сирены.
Полковник хлопал меня по щекам и отчаянно матерился, но я едва слышал, что он говорит. Странно, почему он еще что-то говорит, ведь его, как меня, проткнул насквозь паучьими лапками восставший из мертвых Харон Семенович и нас парализовало смертельным ядом. Теперь мы не можем двигаться, видеть, слышать и говорить. Мы умираем. Мы умерли.
Меня отгородили от мира колючей проволокой и армейскими блокпостами, но я вырвусь на волю. Я сильнее этого мира. Сильнее всего на свете.
Так громко ревут сирены, и так темно вокруг, но я и есть эта тьма, я и есть эти сирены, я этот город, непроглядно черное небо, отравленный слепотой воздух.
Снова они, с красными нимбами, идут ко мне. Я иду к ним. Я же знаю их. Я писал о них в книге. Я был одним из них, но стал чем-то большим, что невозможно представить.
Телекомпания «ВИД» представляет.
Прав был Пискарев, нечего тут геройствовать, надо беречь себя, но кто же знал, что в груди майора Денисова окажется нож.
Я нож в груди майора Денисова.
Я майор Денисов.
Я Харон Семенович, воткнувший паучью лапку мне в грудь.
Я полковник с червями на лице.
Я вещество Кайдановского.
Я Кайдановский.
Я пуля во лбу Кайдановского.
Я Старик.
Я «Прорыв».
Я Капитан.
Привет, Капитан, как ты там поживаешь, кто же ты такой, почему ты говорил, что находишься здесь не полностью, откуда ты вообще, что ты такое.
И вот Капитан стоит передо мной возле костра, а я сижу на пеньке в темном предутреннем лесу, вокруг туман, ухают совы, трещат поленья и летят в небо желтые искры. Ужасно болит голова, перед глазами всё плывет.
Капитан смотрит на меня.
— Очнулись наконец, — говорит он. — Я уж боялся, что ваш организм такого не вынесет. Ужасно прошу прощения за всё это, надо было как-то победить вашу болезнь. Выход был только один. Не все выживают.
Не понимаю, что происходит.
— Любое лекарство в больших дозах может стать ядом, а яд в малых порциях может оказаться лекарством, понимаете? — продолжает Капитан. — Небольшое количество вещества Кайдановского, разведенного в отваре из грибов, дубовой коры и кое-каких травок, а на последнем этапе добавляется капля крови Харона Семеновича и еще один секретный ингредиент. Самый важный. Угадайте какой?
Почему-то я не могу говорить. Мотаю головой.
— А, да, вы не можете говорить, но это скоро пройдет. Побочный эффект. Что ж, расскажу потом. Пока что можете считать, что это секрет фирмы. Не беспокойтесь, всё узнаете. Всему свое время.