Покров-17

Все три роты, весь стрелковый батальон 837-го полка строился на окраине деревни. С другого края Пожарок уже стягивались на построение бойцы второго батальона.

Было ощущение чего-то важного.

— Наступать будем, — перешептывались бойцы. — Вон, всех строят…

— В ночи, да по морозу! Немец будет драпать, только яйца звенели!

— Смотри, сам себе личный предмет не отморозь!

— Уж это обижаете, братцы…

* * *

Шли в темноте, полями, по кромке леса, обходя большие дороги, проваливаясь по колено в сугробы. Шли тяжело и медленно, все время останавливаясь, чтобы обождать остальных и не растягиваться слишком; но настроение у бойцов было приподнятое. Казалось, что бой будет легким, и все к этому вело, несмотря на всю серьезность дела.

После построения стало ясно, что дело и впрямь серьезное. Полку поставлена боевая задача этой ночью занять Недельное.

830-й полк еще не подошел, было решено атаковать главными силами дивизии — бойцами 837-го и 843-го полков. Комдив Груданов поставил задачу действовать решительно и без промедления. Скрытно выдвинуться к селу, обойдя стороной деревни Алешково, Григорьевское и Кожухово. Затем 837-й полк должен обойти Недельное слева, а 843-й полк развернется для атаки с южного направления.

Войти в Недельное, пока гитлеровцы располагаются на ночлег, создать панику и уничтожить врага.

Ударную группу усилили лыжниками с автоматами: глядя, как лихо они скользят по снегу, Селиванов пожалел, что он не с ними, да и каждый, наверное, жалел. Ноги в валенках быстро уставали месить сугробы, немели, промокали — но силы надо было беречь, силы им сегодня понадобятся.

— Скорей бы уже к деревне выйти, — вздохнул Пантелеев.

— Что уж поделаешь, такое наше дело, пехоты, мы ногами воюем, — попытался подбодрить его Игнатюк. — Слышь, Селиванов, а ты в своих тетрадках про нас напишешь, как мы тут по этому снегу пехом мучались?

— Напишу, — улыбнулся Селиванов.

— А напиши, что Игнатюк себе бубенцы отморозил! — сказал Пантелеев, хихикнув.

— Иди ты! — прикрикнул Игнатюк. — Не устали бы ноги, пенделя б отвесил…

— Потише, бойцы, — послышался сзади голос сержанта Громова. — Немцам будем сейчас пенделей давать. Вон там уже огоньки появились…

Действительно, вдалеке, за темным силуэтом леса, еле заметно мерцали огоньки.

— Минут сорок ходу до Недельного, — сказал Громов.

Их нагнал, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, лейтенант Старцев. Полы его шинели волочились по снегу.

— Близко уже, — сказал он. — Громов, твоим бойцам задача ясна?

— Так точно, трищ лейтенант.

Старцев хмуро кивнул, огляделся назад: бойцы растянулись длинной колонной вдоль леса, и не было видно им конца. Потом посмотрел вперед.

— В авангарде остановились. Давайте тоже передохнем, остальных подождем — опять растянулись.

Бойцы уселись в снег, выдыхая, снимая шапки и утирая вспотевшие лбы.

— Повоюем сейчас, — улыбнулся Игнатюк.

Повоюем, подумал Селиванов, повоюем. Он поймал себя на мысли, что ему даже ни капельки не страшно. Ему вообще было не особо-то страшно, а сейчас — совсем.

Он понимал, что сегодня немцы будут бояться. Что это они — Селиванов, Игнатюк, Пантелеев, и все отделение, и весь полк — будут сегодня их ночным кошмаром. Сегодня они сами станут страхом.

Ему нравилось думать об этом.

Он вспомнил свой первый бой. В сентябре, под Калугой. Вот тогда было по-настоящему страшно. Во второй тоже, и в третий, и четвертый — да что говорить, на войне всегда страшно, но со временем это притупляется, и в какой-то момент страх становится не помехой, не преградой неодолимой, а помощником. Чем-то вроде часов на руке, или столбика термометра, или компаса. Страх показывает, где опасность и как уберечь себя. Главное — не дать ему сожрать себя целиком, потому что если ты перестанешь контролировать страх, из помощника он превратится в твоего убийцу.

Или станешь предателем.

А это хуже.

Тогда, в первом бою, Селиванов думал, что он, тихий городской мальчишка из интеллигентной семьи, вообще не приспособлен для войны. Но есть слово «надо», и что уж тут поделать.

Он до сих пор не знал, убил ли кого-нибудь тогда, в этом первом бою. Может, убил, а может, и нет — слишком суматошно все это было, слишком шумело в голове от страха, слишком быстро и непонятно. Может, это и был тот самый момент истины?

Как бы то ни было, теперь все иначе. Теперь пусть они его боятся. Пусть спят и боятся.

* * *

21 сентября 1993 года

Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область

Второе погружение в черноту оказалось уже не таким страшным. Теперь я знал, что это такое. Все вокруг перестает существовать только для твоего восприятия, но рассудок понимает, что мир никуда не делся. Просто его не видно и почти не слышно. Будто не извне приходит эта темнота, а от тебя; будто это ты ослеп и оглох, а с окружающим миром все в порядке.

Но нет, с этим миром определенно не все в порядке. Потому что все кругом непроглядно черно.