Покров-17

— Капитан говорил о каком-то художнике, — вспомнил я. — Вроде бы это он придумал так называть ширликов.

Каменев пожал плечами.

— Может, и он. Черт знает. Известно, что в восемьдесят девятом он невесть откуда появился в институте, его всюду сопровождал Капитан. Потом он стал превращаться. Умудрился сбежать. И пропал. Думали, всё, по лесам бегает, хвостом машет… А недавно мне на стол упала бумага — так и так, во время патрулирования в деревне Колодец замечен тот самый гражданин.

— Уверены, что тот самый? Может, просто похожего деда увидели?

— Уверены. Его трудно с кем-то перепутать. Ребята патрулировали деревню, а он выглядывал из окна и улыбался. Приветливо так… Мы взяли это на карандаш, хотели навестить его вместе с Институтом, но тогда еще не знали, что тут всё развалилось. Ох, черт…

Полковник вдруг резко сжал губы, сглотнул слюну, сбавил скорость, свернул на обочину и остановил машину. Его лицо выглядело бледным.

— Ну спасибо, — проговорил он сквозь зубы, зло глядя на меня.

Полковника мелко затрясло: он поежился и обхватил плечи руками, пытаясь согреться, прикрыл глаза.

— Это всё ваш уголек, — его голос стал еще слабее. — Не знал даже, что он так…

Я не знал, что говорить и что думать. С одной стороны, он сам виноват, что решил вколоть мне эту дрянь — теперь же получай, око за око, всё справедливо, но с другой…

— Слушай, писатель, давай-ка ты поведешь машину. Я покажу, куда ехать.

Каменев говорил хрипло и медленно, с силой выдавливая из себя слово за словом; кажется, ему стало так плохо, что он сам не заметил, как перешел на «ты».

— Хорошо, — тихо ответил я.

Полковник с трудом открыл дверцу, навалился на нее всем телом, свесил ногу вниз и мешком повалился на дорогу.

Плохо дело.

Я выскочил из машины, обежал ее спереди, нагнулся к Каменеву. Он полулежал на дороге, прислонившись к грязному колесу уазика, и тяжело дышал. Его бледное лицо покрывала испарина, губы посинели.

— Писатель, — сказал он, глядя на меня мутными зрачками. — У тебя же есть, этот…

— Есть.

В моей сумке лежал набор шприцов и пять ампул с жидким угольком — последние запасы, которые выдал напоследок Катасонов. Я хотел сберечь их для себя, но что уж теперь.

Я вернулся к своему сиденью, вытащил из-под него сумку, снова подошел к полковнику и присел перед ним на корточки.

Он смотрел на меня и сквозь меня. Похоже, на него это превращение действовало еще хуже. Его мелко трясло, стучали зубы, дрожали руки.

— Ты, это… Извини, что ли, — проговорил он, облизывая пересохшие губы.

Я ничего не ответил.

Вытащил из сумки пакетик, разорвал, достал тонкий шприц, снял колпачок с иглы.

Теперь — ампула. Маленький стеклянный пузырек с черной жидкостью, похожей на крепко заваренный кофе.

Сдавил пальцами кончик ампулы, отломал.

— Засучи рукав, — сказал я полковнику.

Каменев медленными, дергаными движениями расстегнул пуговицу и закатал рукав, вытянул руку и с силой напряг ее, чтобы выступили вены.

Я вставил шприц в ампулу и начал набирать жидкость.

— Эй… — сказал вдруг полковник. — Там… за спиной у тебя.

Я обернулся.

На обочину через дорогу из высокой травы медленно и боязливо выползали ширлики.

Их было четверо — один с длинной шеей и острыми лисьими ушами, другой с паучьим брюшком и тонкими ножками, еще один горбатый и скрючившийся — его руки волочились по земле — и четвертый, с огромным жирным подбородком, свисавшим до самого паха.

За ними по полю бежал еще один, он передвигался на трех лапах, четвертая, атрофированная, свисала с плеча беспомощной культей.

И еще двое торопливо ковыляли через поле со стороны леса.

— Вещество почуяли, — сказал полковник.

Черт.

Ширлики выстроились на обочине и медленно, рыча и урча, подходили к машине. Они явно опасались нас, но желание заполучить уголек было сильнее.

Они окружали нас и смотрели в одну точку — на шприц с черной жидкостью в моей руке.

Ширлик с жирным подбородком боязливо сделал еще один шаг, за ним подползали остальные.

Со стороны леса бежали еще.

Пистолет оставил в бардачке. Балда.

— Возьми, — будто услышав мои мысли, сказал полковник, расстегивая кобуру.

Я вытащил пистолет из его кобуры, снял с предохранителя, встал с корточек, вскинул руку и прицелился в ширлика с жирным подбородком.

Тот в недоумении остановился, остальные тоже.

— Пошли отсюда! — я угрожающе взмахнул пистолетом.

— Да стреляй уже, не глупи, — прохрипел полковник.

Ширлик с жирным подбородком испуганно и непонимающе смотрел на меня сальными глазенками.

За моей спиной что-то громко лязгнуло с тяжелым металлическим звуком.

Я обернулся. На крышу уазика запрыгнул здоровенный ширлик — безносый, с огромными заплывшими глазами и толстыми губами, с маленькими корявыми лапками. Он ощерил пасть, показал грязно-желтые зубы и угрожающе зарычал, брызжа слюной.

— Ур-р-р-л, ур-р-р-л! — ревел он.

Я вскинул руку с пистолетом и в упор пальнул по его лицу.

Пуля вошла прямиком между глаз и расколола череп, желтые мозги брызнули в стороны, ширлика отбросило назад, он свалился на крышу машины, скатился на дорогу и забился в агонии, разбрызгивая вокруг себя кровь.

— Ур-р-р-р-л, ур-р-р-л! — послышалось сзади, совсем близко.