Невозможно.
— Не могу! — крикнул я.
Страх заползал скользкой многоножкой под затылок, опутывал щупальцами позвоночник, и дрожало сердце от его холодного дыхания. Ревели сирены, и мир вокруг покружался в темноту.
— Господи…
Я тяжело дышал. Пересохло во рту.
— Не могу! — кричал я, не узнавая собственный голос.
По лицу текли слезы.
Окрасилось густой чернотой небо за окном, померк свет в кабинете, и от лиц людей вокруг оставались только смазанные очертания.
Старик в два шага оказался возле дивана, встал передо мной и со всей силы ударил меня кулаком в лицо.
— А ну не ссать! — проревел он над моим ухом. — Встать! Встать и сражаться!
И стал хлестать меня ладонью по щекам.
— Не ссать! — повторил он резким криком. — Вставай! На позиции! Приказа отступать не было!
Присел передо мной — так, что я не видел уже ничего, кроме его искаженного злобой лица и темноты в его очках. И крикнул:
— А ну-ка встать, боец Селиванов!
Я резко поднял голову и вдохнул воздух, как тонущий, которого вытащили из воды. Широко открыл глаза.
Весь мир на секунду остановился.
И всё закончилось.
Перестали реветь сирены. Исчезли тени на лице Старика. Так же, как раньше, ровно горел свет в кабинете.
И за окном — светлое, слегка пасмурное осеннее небо.
Старик встал, сунул руки в карманы, посмотрел в окно.
Капитан обеспокоенно оглядел всех присутствующих и тихо сказал Старику:
— Ему совсем плохо. Выдели ему комнату, пусть отдохнет несколько дней. Придет в себя, осознает всё, почитает документы. А потом поедем на Объект и закончим все это.