Покров для архиепископа

— Что ж, — Фидельма неожиданно резко выпрямилась, — если ты не возражаешь, предлагаю вернуться в Латеранский дворец и там расспросить братию. Будем надеяться, стража поймает Ронана Рагаллаха. — Она вздрогнула. — Брр. Только сейчас заметила, как здесь холодно.

Эадульф повернулся за свечой и вдруг вскрикнул.

— Сестра, нам надо торопиться! Я и не думал, что свеча успела настолько прогореть.

Фидельма видела, что воск почти весь растаял и от фитиля почти ничего не осталось.

Эадульф схватил ее за руку, и они побежали по узким коридорам с множеством поворотов и изгибов. Вдруг послышалось тихое шипение, и наступила полная темнота.

— Держись за мою руку и не отпускай, — велел из темноты хриплый голос Эадульфа.

— Конечно, не отпущу, — заверила его Фидельма, хотя немного встревоженно. — Ты знаешь, куда идти?

— Прямо… наверное.

— Тогда давай осторожно.

Они двигались в темноте, ведя руками по стенам этой рукотворной пещеры, и нигде не было ни малейшего проблеска света.

— Какой же я дурак, — послышался сокрушенный голос Эадульфа. — Надо было следить за свечой!

— Ругая себя, делу не поможешь, — печально сказала Фидельма. — Давай…

Она вдруг остановилась и тихо вскрикнула, наткнувшись на что-то свободной рукой.

— Что там?

— Здесь коридор разделяется. Направо или налево? Ты не помнишь?

Эадульф во мраке закрыл глаза. Невероятным усилием он напрягал память, пытаясь вспомнить, но не мог и чувствовал полнейшую беспомощность. В охваченном паникой сознании проносились ужасные картины, на лбу выступил холодный пот.

Неожиданно он почувствовал, как Фидельма стиснула его руку.

— Смотри! — прозвучал ее свистящий шепот. — Налево. По-моему, там свет…

Эадульф посмотрел налево, вгляделся в темноту. Но ничего не увидел.

— Я была уверена, что видела свет, — сокрушенно сказала Фидельма. — По крайней мере на секунду…

Эадульф хотел было разуверить ее, но вдруг увидел какое-то мерцание. Или это его взор рисовал во мраке то, что ему хотелось увидеть? Он с надеждой вглядывался во тьму. Да! Сестра Фидельма права. В черном туннеле что-то светилось. Он радостно вскрикнул.

— Да, там свет! Ты права! Бежим. — Он потащил ее в ту сторону, где мерцал свет, и кричал так громко, как только мог: — Эй! Эй!

Сначала была тишина, но вдруг ее прервал хриплый голос, разносящийся эхом по туннелям:

— Heia!

Становилось все светлее, и наконец они увидели пожилого человека, идущего к ним навстречу с фонарем.

Он остановился, увидев, как они бегут к нему.

— Heia vero! — хрипло произнес он, глядя то на нее, то на него.

Фидельма и Эадульф остановились перед ним, затаив дыхание, чувствуя себя как дети, пойманные каким-нибудь не очень строгим взрослым за очередной глупой шалостью. В первое мгновение они могли только улыбнуться и облегченно вздохнуть. Они слишком задыхались после бега по туннелям, чтобы что-нибудь сказать. Старик окинул их серьезным взглядом и покачал головой.

— Хм. Мальчик сказал, что вы надолго ушли вниз с одной свечкой. Очень неразумно так задерживаться.

— Мы совсем забыли про время, — выдохнул Эадульф. Голос к нему вернулся, и он ощущал себя глупцом перед этим стариком, глядящим на них с насмешливым укором.

— Многие погибают здесь по собственному неразумию, — проворчал старик. — Готовы идти за мной? Я отведу вас к выходу.

Они кивнули, чувствуя смущение и неловкость. Старик шел впереди и говорил из-за плеча:

— Да, да, здесь у нас в катакомбах многие гибли. Смерть среди мертвых! — Он хрипло усмехнулся. — Ирония судьбы, не правда ли? Люди уходят смотреть останки святых и мучеников — и теряются. Некоторые, как вы, из-за собственной глупости остаются без света и обречены вечно блуждать в темноте, если только им не повезет. Вам повезло, и еще как! А вы знаете, сколько в длину займут римские катакомбы, если их выпрямить в один длинный туннель? Это будет шесть тысяч миль. Шесть тысяч миль под землей! Некоторых из тех, кто пропал в этих коридорах, так и не нашли. Кто знает, быть может, их души и по сей день бродят там внизу, среди мертвецов, и…

К счастью, они уже шли по ступенькам, ведущим наружу, в мавзолей, и вскоре оказались на залитом ослепительным солнечным светом христианском кладбище.

Мальчик сидел перед своей корзиной со свечками и глядел на них отсутствующим взглядом.

Старик остановился, задул фонарь и поставил его у входа в мавзолей.

Он задумчиво сплюнул в сторону.

— Говорил же мне мальчик… — проворчал он, пожимая плечами.

Фидельма порылась в сумке-марсупии, висевшей в складках ее одежд и служившей ей кошельком, и дала мальчику серебряную монету. Мальчик взял ее и опустил в свою чашу, не меняя выражения лица. Эадульф тоже достал монету и протянул ее старику, но тот покачал головой.

— Монету для мальчика, и этого достаточно, — хрипло сказал он. — Но если для вас, монахов, земная жизнь ценна, то в следующий раз, как будете в той базилике, — он показал на торчавшую вдалеке за Аврелиевой стеной башню святого Иоанна Латеранского, — поставили бы свечку и помолились бы за него.

Фидельма с интересом взглянула на него.

— Старик, ты ничего не попросил для себя. Почему?