Покров для архиепископа

У подножия богато украшенного престола на помосте стоял открытый деревянный гроб Вигхарда, покойного назначенного архиепископа Кентерберийского. С одной стороны от него восседали двенадцать епископов со своими служителями, а за ними — двадцать с лишним настоятелей и настоятельниц, с другой же стороны расположились представители саксов — те, кто приехал, чтобы присутствовать при возведении кентского священника в сан. Теперь они провожали его в последний путь.

Сестра Фидельма села позади брата Эадульфа, занимавшего почетное место секретаря Вигхарда. Рядом с Эадульфом сидел сурового вида настоятель, чье лицо показалось ей необычайно красивым, хотя чего-то в нем не хватало. Может быть, сострадания? В изгибе его губ и в выражении светлых глаз была какая-то черствость. Интересно, подумала Фидельма, кто этот человек, сидящий на почетном месте среди оплакивающих. Она решила, что спросит у Эадульфа попозже, но сейчас отметила, что этот человек то и дело искоса поглядывал на сидящую рядом надменную настоятельницу Вульфрун. Рядом с нею Фидельма заметила невзрачную Эафу, а с другой стороны от Эафы сидело еще несколько братьев.

Со своего места Фидельма видела всю апсиду и короткий темный неф, заполненный людьми. Люди из всех христианских стран, если судить по одежде, толпились в нефе и в нишах между большими колоннами, поддерживавшими крышу. Фидельма знала, что причина такому столпотворению — вовсе не заупокойная служба по Кентерберийскому архиепископу. Причиной было то, что мессу за упокой души Вигхарда совершал лично Его Святейшество. Все эти люди жаждали видеть Виталиана, наместника Христа на Земле.

Она перевела взгляд на престол, где Епископ Римский, опираясь на руку своего служителя, поднялся с великолепного трона.

Виталиан, согласно хроникам — семьдесят шестой преемник престола святого Апостола Петра, — был высокого роста, с большим плоским носом и с жесткими длинными черными волосами, спадавшими из-под высокого белого фригиума — папского венца. У него были тонкие губы, почти жестокие, как показалось Фидельме, и темные, непроницаемые глаза. Хотя родом он был из Сеньи, что в окрестностях Рима, говорили, что предки его были греками; до Фидельмы доходили слухи о том, что, в противоположность своим предшественникам, он надеется на возрождение христианского единства и открыто убеждает восточных патриархов объединиться с Римом и преодолеть раскол, который длится уже два столетия.

Когда стихли голоса хористов, Епископ Римский встал и простер десницу для благословения. Все столпились вокруг него, чтобы поочередно преклонять колени. Стоявший рядом с ним мансионарий, или жезлоносец, вручил псаломщику кадило с ладаном, чтобы тот окропил гроб.

Прозвучали слова благословения, и тотчас носильщики со склоненными долу головами медленно подошли к гробу, чтобы отнести бренные останки Вигхарда в повозку, ожидавшую за дверями базилики. Вигхард должен был отправиться в последний путь от храма к воротам Метронии и оттуда на христианское кладбище, под унылую Аврелиеву стену — южную границу города.

Первым за гробом шел Епископ Римский. Однако впереди всей похоронной процессии шагал особый отряд custodes Латеранского дворца в сопровождении примицерия — главы папской канцелярии — и его дьяконов. За Его Святейшеством следовал Геласий, его номенклатор, рядом с ним еще двое непосредственных приближенных Папы — вестерарий, управляющий папским двором, и сацелларий — папский казначей.

Следом за епископами почтительный молодой монах, ответственный за церемонию, вел за собой главных участников похоронной процессии.

За ними вышли все остальные, кто хотел присоединиться к похоронам. Когда процессия вышла из ворот базилики, хор громко и торжественно запел.

Benedic nobis, Domine, et omnibus donis Tuis…
Благослови нас, Господи, и всеми дарами Твоими…

Рассказывали, что Виталиан в противоположность своим предшественникам весьма ратовал за использование музыки во всех видах службы.

В отличие от остальных, Фидельма не опустила головы: она с увлечением всматривалась и вслушивалась во все вокруг, а особенно вглядывалась — в лица людей. Среди этих скорбных лиц, рассуждала она, может быть убийца Вигхарда.

Пока глаза ее наблюдали за процессией, в уме она перебирала все известное ей о смерти Вигхарда. Что-то во всем этом ее настораживало, несмотря даже на странное поведение Ронана Рагаллаха, не похожее на поведение невинного человека. На самом деле — ее вдруг осенило — как раз в этом поведении все и дело. Ни один убийца не стал бы привлекать к себе столько внимания, как этот ирландец. И сами обстоятельства смерти Вигхарда — например, тот факт, что из вещей пропало только золото и серебро — не вполне укладывались в ту версию, что предлагали епископ Геласий и комендант Марин.

Процессия шла извилистой тенистой тропой у подножия холма Целия и вдоль руин древней Туллиевой стены, а певчие начали новый хорал, тихое скорбное похоронное пение.

Nos miseri homines et egeni…[3]