Покров Любви

– Ага, значит, про это убийство вы не знаете? – Мишель удовлетворенно хмыкнул, – а зачем же вы бежали из Москвы?

– Я не бежал. Почему бежал? Я просто уехал.

– Просто уехали? Сразу после убийства?

– Господи, да о чем вы? Какое убийство? Скажите конкретно. Кого убили? Я, правда, ничего не знаю. И уехал я потому… потому, что мне надо было уехать. У меня были личные, понимаете, личные на то причины.

– Ну хорошо, раз вы ничего не хотите говорить, я пойду. Но имейте в виду, когда вам начнут задавать вопросы в полиции, вам придется отвечать… – Мишель поднялся, вытащил из кармана мелочь, положил на столик и собрался уходить.

Ринат схватил его за руку.

– Подождите. Я вас прошу. Давайте выйдем из кафе, здесь меня все знают. Там, через дорогу, есть скверик и скамейки. Я… Я готов рассказать вам все, что знаю. Пожалуйста, – он продолжал держать Мишеля за локоть. Мишель кивнул, и они молча вышли из кафе, предварительно расплатившись, каждый сам за себя.

Пока переходили дорогу и искали в сквере свободную скамейку, Мишель наблюдал за Ринатом, стараясь понять, что он за человек? Насколько он виноват в краже покрова? Создавалось впечатление, что он – человек полностью зависимый от чужой воли. Скорее всего, в паре «Сергей – Ринат» он – не главный.

Что полицейским удалось выяснить о Рено Сафаро?

Когда он просил французское гражданство, то переделал имя на французский (или итальянский) манер: из Рината превратился в Рено, из Сафарова – в Сафаро. Он живет в Париже в собственной однокомнатной квартире недалеко от площади Алезия, работает сезонно на строительных объектах. В банке никаких проблем у него нет. Ежемесячно получает небольшое пособие и, если есть работа, небольшую зарплату. Этих денег едва хватает на оплату услуг по содержанию квартиры, транспорт и скромную жизнь во французской столице. Полицейские предположили, что часть денежных средств и Львов, и Сафаро держат в швейцарском (люксембургском, кипрском…) банке.

В прошлую встречу Марк и Мишель решили разыграть этот спектакль с Рено. Это была идея Марка Соланжа, и Мишель с удовольствием согласился сыграть роль… самого себя – частного детектива Мишеля Дебре. Конечно, можно было бы арестовать Рено и допрашивать официально, но им представлялось, что так они смогут больше узнать. И, кажется, они не ошиблись.

Они присели на скамейку и обнаружили, что совсем неподалеку расположился местный клошар. Ринат почему-то подумал о том, что клошар – это ведь то же самое, что и бомж в России, только с одной разницей: тамошние (российские) бомжи живут так, потому как им некуда и не к кому идти, а здешние – потому, что таков их образ жизни. Им нравится быть «независимыми», то есть ни от чего и ни от кого не зависеть: ни от родных, ни от места жительства, ни от государства, ни от желаний и от обещаний, часто невыполнимых, ни от зависти. Они никому не завидуют и считают, что это им должны все завидовать. Потому что они полностью свободны! Им вполне хватает милостыни, которую подают сердобольные люди (что интересно, французские клошары просят денег не на хлеб, нет, они просят на чашечку кофе!), и пособия, которое они, как и все французские бедняки, получают. Ринат в эту минуту позавидовал этому клошару: у него нет проблем, нет ответственности, нет долгов, нет страха.

Мишель увидел, что этот человек намеревается подойти к ним и хотел было покинуть скамейку и пересесть куда-нибудь подальше, но Ринат тронул его за руку и сказал: «Нет, не нужно уходить, это старый знакомый, он не будет нам мешать, он просто хочет поздороваться. Ему ведь тоже нужно общение». А клошар был уже совсем рядом, протягивал руку Ринату и, радостно улыбаясь беззубым ртом, громко выкрикнул:

– Бонжур, Рено. Бонжур, месье, – обратился он к Мишелю, церемонно снимая драную шляпу. – Как дела? Я тебя давно не видел. Надеюсь, что у тебя все в порядке.

От него плохо пахло, как от всех бездомных. Но Ринат, казалось, не замечал этого запаха, приветствовал его за руку, улыбаясь, потом полез в карман, достал несколько монет и протянул нищему:

– Бонжур, Патрик. У меня все хорошо. А не приходил я давно, потому что уезжал на родину, – грустно улыбнулся, потом добавил: – Ты извини, я сейчас не могу уделить тебе внимания, я здесь с… – он запнулся, – с коллегой, нам нужно поговорить.

– Да-да, я вижу, что ты не один, не буду вам мешать.

Он вновь церемонно приподнял шляпу, поблагодарил за деньги и удалился. А Мишель подумал, что человек, который не брезгует общаться с бомжами и подает милостыню, – не совсем уж плохой человек. Ему даже стало жаль Рината-Рено.

– Простите, этот старик так трогателен, с ним нельзя говорить грубо. Мне кажется, что он живет здесь, на лавочке или в подъездах, когда холодно, всю жизнь, а ведь у него была другая жизнь. – Ринат подчеркнул слово «другая», задумался.

Мишель не мешал ему, пусть выговорится.