Покров Шута (СИ)

Все эти смерти лишь для того, чтобы вырваться из Ордена? Эван был слишком человеком, для того чтобы спокойно смотреть на разрушения. И, судя по дальнейшим действиям Аллена, тот тоже не растерял своей человечности. Взвившийся в воздух плащ тонким, но удивительно крепким щитом замер на мгновение, пока Аллен соединял ладони перед грудью, постепенно отдаляя их. Словно вытягивал невидимую нить, медленными, равномерными движениями наматывая на когтистые пальцы хрупкие с виду узелки. Он медленно развёл ладони, на одной из которых едва серебрилась сеть, закрыл глаза и развернулся вокруг своей оси, позволяя плащу парить, растворяясь в окружающем пространстве, звенеть, изгоняя враждебное, сиять, защищая то, что дорого. То, что не подлежит уничтожению.

Громадный щит, проникающий везде и сразу, закутывающий Башню в свои всесильные объятия погрузил их в тишину и расцветающую защищённость.

Землетрясение остановилось. Но не только оно, не только стихия оцепенела под этим мощным воздействием. Замерло всё: стены, двери, мебель, даже предметы, находящиеся в этот момент в совершенно неустойчивом положении. А затем несущие стены с натужным шипением вдруг стали распрямляться, обволакиваемые пульсирующими серебристыми нитями. Щит восстанавливал устойчивость Башни, не позволяя ей упасть, даже когда он спадёт сам, щит сдерживал натиск землетрясения, постепенно заставляя его вообще угаснуть. Щит был огромен и, казалось, мог защитить их от чего угодно.

И он распался через несколько мгновений или вечности, всё ещё оставляя след на стенах Башни, позволяя своему творцу обессиленно рухнуть на колени. Безжизненный покров вяло обволакивал его тело.

— Аллен, ты в порядке? — голос Линали звенел от напряжения, когда девушка поднималась на ноги, морщась, не в силах опереться на повреждённую ногу. Самое неудачное ранение в её случае. Она могла стоять лишь потому, что перелом скрывали туго обтягивающие ногу сапоги.

— Я схожу, посмотрю, лучше не экспериментируй, — предложил Эван, старательно обходя огромные трещины в разрушенном коридоре и стараясь не поскользнуться на воде. Похоже, где-то повредило трубы. Но Мелтона волновал сейчас лишь тяжело дышащий юноша с едва шевелящиеся, словно увядшее растение, чистой силой. Что-то с ней было не то — всего миг, и маска исчезла с юношеского лица. А подол плаща подозрительно потемнел.

— Аллен, ты как? — Эван допрыгнул до подростка, нагибаясь и рассматривая юного экзорциста.

— Надо… мне…

Аллен не мог сказать, он лишь сжал пальцами лоб, а потемневший, будто оплавившийся край плаща капнул чёрным прямо на пол, порождая долгожданное осознание. Чистая сила потеряла силу. Чистая сила… Аллен использовал её слишком сильно, так, как не использовал никогда раньше. И теперь у Плаща не было сил продолжать бороться с Темнотой внутри Уолкера.

То, что он видел сейчас…

То, что он видел…

Этого не было вообще-то в плане.

— Ему плохо, я отведу его в палату… — наконец принял решение Эван, помогая стонущему подростку встать и подставляя плечо. Лишь бы успеть убраться отсюда, убраться от этого столпотворения. Всего пара метров, и с едва слышным шипение Плащ исчез, что было не лучшим знаком. На сей раз он не оставил ни воротника, ни манжеты. Плащ исчез полностью.

— Нам надо поторопиться, — дёргая почти бессознательного подростка, пробормотал Эван.

Это был не худший день в жизни Вайзли. Далеко не худший, но тот факт, что в комнату его грубо вволокли двое парней, уже означал кое-что. Кое-что нехорошее. Сегодня ему придётся ловить отходняк, лёжа на полу, тоскливо скуля и призывая на помощь всю свою гордость и самолюбие, чтобы не расплакаться от чёртовой боли и беспомощности. Давненько его так не прессовали.

Голова раскалывалась. Подтянуть руки-ноги к телу не получалось. Да что там, подтянуть! Он пошевелить пальцами нормально не мог!

Вайзли почти желал, чтобы сейчас пришёл Аллен. И всё равно, что парень увидит его в таком жалком состоянии, Вайзли не жаловался на этот счёт. Просто он мог бы переползти на более удобную поверхность и отвлечься от боли на Аллена. Предмет, на который он мог бы отвлечься, то, на чём он мог бы сосредоточиться, — к сожалению, перед глазами всё расплывалось, и парень не мог увидеть ничего на расстоянии вытянутой руки.

Ему было очень, очень плохо.

И он даже не догадывался о том, сколько времени он уже лежит так, закрыв глаза в этом болезненном, раскачивающемся аду...

Правда… что это ещё за грохот?

И что это вдруг прилетело ему на голову?

Кажется, он начал раскачиваться на самом деле. То есть не он, а мир вокруг. Только сообразить это Вайзли толком не смог; голоса за дверью, грохот, а ещё эта адская боль в голове, разрывающая его изнутри, мешали. И кожа ладоней почему-то горела. А белые стены стали жёлтыми с пылающими алыми пятнами.

— Эй, парень, у тебя тут всё в норме, нас, кажется, трясёт!