Читаем Покров Шута (СИ) полностью

Аллен так не думал. И увидеть его хоть кому-то, а именно Тикки (что не странно), удалось только часов через шесть, после того как юноша вообще пришёл в себя, потому что Аллен был обеспокоен тем, что ребёнок может быть, вообще-то, голодным и… И он в принципе не представлял, что делать с этим маленьким, мирно сопящим нечто. Потом, когда последние нити чистой силы вокруг них растворились и «нечто» очнулось и показало свой голос, неохотно подпустил к себе и ребёнку других, кто входил в его круг доверия. Никогда ещё Узы не вели себя настолько осторожно, тихо и мило, как в тот день, умиляясь маленьким чудом, спящим в объятиях Уолкера, и самому перепуганному, боящемуся даже шелохнуться юноше, вокруг которых ворковал всё знающий Майтра. Юноша, собственно, даже быть рядом с ребёнком боялся и вообще не знал, как и что.

Но отпускать дитя от себя больше чем на полметра, в противовес ощущениям, не собирался. Заботу о мальчике взял на себя Майтра, единственный, кто действительно знал, что делать с маленькими детьми. Заботиться ему пришлось и об Аллене, здоровом, но уставшем и испуганном. А о недавнем «рождении» теперь напоминала свежая, уже затянувшаяся рана на животе. Регенерация у Аллена была, как у Ноя, но ранение чистой силы никогда не затягивалось, как обычное, и, скорее всего, у юноши должен был остаться шрам на память об этом торжественном событии.

Отчасти Уолкер желал забыть. Забыть и больше не нести на себе неподъёмную груду ответственности.

Прошло несколько дней, но пока Аллен продолжал вести себя, как заботливая мамочка, что не может отойти от своего ребёнка и ни черта при этом о нём не знает, но беспокоится, что те, кто знают, причинят вред. Члены Семьи Ноя до последнего пытались протиснуться в узкий зазор, остающийся между ребёнком и Алленом или постоять рядом хоть чуточку, и это порядком выматывало. Никто ничего не понимал, все были полны торжественных ожиданий, но ничего не происходило.

И Эван решил проветриться.

Он не вполне был частью этой суеты. Он пока ещё не был Ноем, проблемы с пробуждением только предстояли, он никогда не был экзорцистом, но он неплохо оценивал расположение фигур в настоящей игре. И имел право наслаждаться своим положением. Не то чтобы Нои были в восторге от того, что он покидал Ковчег, но парень отстоял свой кусочек самостоятельности. Да и сейчас все были слишком уж возбуждены рождением нового члена Семьи, который будет Сердцем, и не особенно следили за его передвижениями. А пользоваться вратами Мелтон умел, смутно, очень смутно помнил (да и не должен был помнить до пробуждения) и умел.

Главное было занять Графа, чтобы не акцентировал на Эване внимания. Но последний месяц Глава Семьи был погружён в свою всеобъемлющую обиду за то, как холодно к нему относился Аллен и как не желал, чтобы Глава Семьи находился даже в одном здании с ним. Аллен обходился так со всеми Ноями, что не вошли в его круг, но, быть может, это-то и было самым обидным?

Прогулка наружу с определёнными целями казалась отличной идей. Быть практичным, это то, чему он научился за годы новой жизни с дядей и без него. О своём человеческом нынешнем отце он почти ничего не знал, только то, что родился от одной из его любовниц, а жена у него всегда была одна, но какая-то больная, причём ещё и на голову. Эван привык быть самостоятельным, практичным и не видел в своих действиях ничего плохого или удивительного.

Он всего лишь поддерживал связь со своим другом Эриком. И собирался встретиться с ним в ныне оставленной Башне. Правда, она была даже скорее не оставленной, а опечатанной, но там никого сейчас уже не было. И Эван почти не волновался, проходя в настроенные Майтрой врата и получая на руки односторонний, одноразовый ключ. Один раз любая стена, дверь и даже земля под ногами, подсвеченные выданным фонариком, активировали в этом месте врата в Ковчег, так что юноша мог вернуться обратно когда угодно.

Другое дело, что атмосфера, повисшая этом большом переносном городе, его душила, и возвращаться быстрее не хотелось.

Всевидящий Майтра (он же заслуженная мать и хозяйка Семьи Ноя, как, смеясь, называл его Аллен в прошлой жизни), вытребовал с него обещание, что Эван вернётся не позже, чем через двое суток. Это было немаленьким сроком, как ни посмотри. Узнай об этом Тысячелетний Граф, и точно будут проблемы. Влипни Эван в неприятности, и его запрут в Ковчеге до самого пробуждения. Но, по крайней мере, Аллен был в относительной безопасности, окружённый людьми, которым он был не безразличен.

Иногда иметь Семью было так утомительно. Мелтон не понимал, чего такого восхитительного в этом нашёл Аллен. Впрочем, у юноши теперь были не братья, сёстры (они же дяди-тёти), но любимый мужчина и собственный ребёнок.

Они наблюдали ситуацию с разных сторон.

**

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство