Читаем Покров Шута (СИ) полностью

С этими словами Фидлер вышел из комнаты, и Тикки ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Оказавшись среди полутемных коридоров, декорированных под странный, викторианский, кажется, стиль, и ведущий к таким же странным комнатам, Тикки понял, что много не знает о Ковчеге.

— Зачем эти комнаты? — поинтересовался он.

— Их ещё не утилизировали или не придумали, как использовать. Когда-то в иные времена они использовались довольно часто. Ты, разумеется, об этом не помнишь.

Тикки кивнул, не заботясь о том, что идёт за Гниением, и тот ничего этого не видит. Впрочем, его брата не заботило отсутствие ответа.

Стоило им выйти на улицу, и стало очевидно — день в самом разгаре. Искусственное солнце даже слегка припекало, вызывая блаженную улыбку и ещё большую жажду. Тикки был немного мазохистом. Впрочем, стоило ему заметить небольшой, мраморный фонтанчик в виде огромной, распахнувшей крылья птицы, как другие цели были отодвинуты на задний план. Фидлер при виде того, как жадно пьёт Удовольствие, пробормотал что-то не вполне приличное, но от более едких комментариев удержался.

В любом случае поход до Правосудия занял больше времени, чем они ожидали. И явно больше, чем мог допустить сам Правосудие.

Потому, пробравшись в прибранные, довольно уютные (Тикки был этим фактом удивлён почти так же, как и нахмурившийся Фидлер) комнаты Трайда, ожидали, что тот уже заждался. Вернее, он никак не показал, что ждал. Обнаружился в своей мастерской за любимым занятием: как это занятие называлось, Тикки не знал, но Трайд вырезал по дереву. Собственно, полотна разных размеров, разных пород и разного цвета здесь были и на стенах, и в углах друг к другу приставленные, и одно разноцветное полотно сейчас лежало на столе перед самим Ноем. Тот орудовал сразу несколькими ножами и то одной, то другой рукой. Амбидекстрия — вот как называл это не то сам Правосудие, не то Одарённость, не то Тысячелетний Граф. Определённо удобная способность. Но страшновато наблюдать за тем, как Трайд счищает верхний слой дерева сразу с двух мест, удивляя Удовольствие, как он ещё не разработал косоглазие и как умудряется думать о двух вещах одновременно.

Когда они появились на пороге, Трайд махнул им своей правой, с изогнутым коротким ножиком рукой, указывая на диван в углу, и им пришлось повиноваться.

Через пятнадцать минут Фидлер со вздохом поднялся на ноги, тем самым потревожив уже успевшего впасть в мягкую полудрёму Тикки, и принялся прохаживаться вдоль стен, рассматривая уже выполненные в том или ином поколении работы. Как будто там было что-то, что могло его заинтересовать! На самом деле Гниение встал лишь с одной нелепой целью — не дать Тикки уснуть.

Как будто засыпать на диване Правосудия не было страшно!

Второй Ной был в отличном настроении, напевая что-то под нос. Так, может, он скоро прекратит это ожидание? Ну да, они заставили его ждать и теперь ждут сами, но, судя по часам, которые Фидлер, время от времени проходя мимо Тикки, свешивал перед его носом на цепочке, показывали уже двадцать часов. Так что они сидели здесь уже часов шесть.

И уже пару раз желудок Удовольствия пытался напомнить о себе.

— Так вот, — словно гром среди ясного неба раздался голос Трайда. — Зачем я послал за тобой, Тикки!?

— Мне это тоже интересно.

Трайд отложил ножи, протирая руки влажной тряпкой и ей же отряхивая одежду от опилок.

— Мне вдруг пришла в голову мысль о том, как это было бы чудесно: провести с тобой этот день.

Никогда ещё Тикки так не хотелось пойти на изощрённое самоубийство — плюнуть Трайду в лицо. Фидлер был тем, кто спас положение. Или же он спас конкретно Тикки Микка.

— Трайд, ты хотел поговорить с ним об Аллене, так?

— О том, что кто-то ему угрожает. Или это ты? — тут же ощетинился Тикки.

— Не я, — похлопав по плечу Тикки, усмехнулся молодой мужчина. — Совсем не я. Но, должен признать, некоторый интерес Четырнадцатый у меня, конечно, вызывает. Обидно, что даже я потерял воспоминания о прошлом поколений, иначе была бы возможность восстановить в памяти игру его дара, и забот стало бы ещё меньше. Но сейчас не об Аллене. А о Семье. О том, как наши братья и… хм.. не только братья к нему относятся.

— Кто конкретно?

— Да кто угодно. Что о твоём Аллене думает Граф?

— Вот уж во что, а в мысли нашего Тысячелетнего босса я лезть не собираюсь. И даже представлять не желаю, какая ерунда у него скрывается под черепной коробкой.

— Мозг, должно быть? — предположил Фидлер, который был здесь лишь от нечего делать.

— Я в этом сомневаюсь.

— А я сомневаюсь, что у многих представителей нашей Семьи присутствует это серое вещество, так облегчающее порой жизнь, — Трайд взглянул Тикки прямо в глаза, и тому стало немного зябко.

— Я не берусь говорить, что он думает. Серьёзно. Но Он не настроен враждебно, это я знаю. И этим меня не обманешь.

— Хорошо, тогда возьмём ту же Роад.

— Она? А что она? Она даже хотела одно время Аллена себе. И к Четырнадцатому неплохо относилась.

— Когда ты последний раз её видел?

Тикки пожал плечами.

— А её отца так называемого?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство