По краю луга, по самой его кромке, летел белый конь, выстилаясь над сухой травой в неистовой скачке, и всадница на нем, крепко сжимая повод, клонилась к самой гриве, длинные волосы ее взметывались в жарком воздухе, как белое облако. Конь долетел до бугра и, повинуясь поводу, круто повернул, устремляясь в обратную сторону, достиг края луга и там, снова развернувшись, выбив рыхлую землю из-под копыт, понесся по прямой черте, видимой только всаднице. Как стремительный челнок, он летал от одного края луга к другому, и будто невидимая высокая стена поднималась по его следу: в нее бился огонь, летели головешки, накатывал густыми клубами черный дым – и все опадало в бессилии на черную, уже выгоревшую землю.
До бугра пламя еще не успело добраться, оно лишь подскочило к его подошве, и Матвей Петрович сразу понял угрозу: конь на такую крутизну не заскочит, а позади бугра – высохшее болотце, перекатится через него пал, сжигая сухой камыш, и тогда заполыхает весь луг. Кинулся вниз и с размаху воткнул лопату в землю. Он не видел пожара, не чуял дыма, копал и копал, кидая земляные пласты на горящую траву, не давая красным извилистым языкам огня подняться вверх. Черные, вывернутые пласты падали и рассыпались, начинали дымиться, но красные языки угасали под ними, и только искры успевали мигнуть напоследок.
Бугор он отстоял. Обессиленно выпрямился, отшагнул от раскопанной полосы и сел, крепко сжимая в руках черенок лопаты. Смаргивал едучий пот с ресниц, осматривался – не вспыхнет ли где? Но выгоревшая подошва бугра лишь дымилась. А что там, на лугу? Надо бы подняться, глянуть, но он продолжал сидеть, потому что сил, чтобы встать, у него не было.
– Сиди, отдыхай. Там потухло. – Он обернулся на голос и увидел, что подходит к нему женщина с распущенными по плечам волосами, ведет за собой в поводу белого коня и смотрит она совсем не строго, а печально и устало. Подошла, опустилась рядом с Матвеем Петровичем на землю, расправила на коленях длинное платье. Он сбоку смотрел на нее, видел черные пятнышки сажи на лице и на волосах и удивлялся: «Как же она не вспыхнула, ведь по самому по краешку огня скакала?»
– А я Пречистой молилась, Она меня и оберегала… – Женщина поправила длинные волосы, убирая пряди с высокого лба, и губы ее чуть дрогнули в тихой улыбке: – Здравствуй, Матвей Петрович, вот и снова довелось свидеться.
– Откуда ты знаешь, как меня кличут?
– Не удивляйся, я все знаю. И про тебя знаю, и про деревню твою Покровку, я тут всегда рядом пребываю.
– Ты кто?
– Зови меня Марией.
Глава пятая
1
«ДОРОГОЙ ДЯДЮШКА ПО ВАШЕМУ АДРЕСУ МЫ НАШЛИ ХОЗЯИНА ОН ОБЕЩАЛ ПОМОЧЬ ЖДЕМ ЕГО В ГОСТИ ЛЮБЯЩИЕ ТЕБЯ ПЛЕМЯННИКИ».
Молоденький телеграфист принял деньги за отправку телеграммы, громко шлепнул печать и смачно, во весь рот, зевнул, удивленно подняв брови.
– Надо вовремя ложиться спать, молодой человек, тогда и в сон на службе не потянет, – строго выговорил ему Речицкий, принимая и тщательно пересчитывая сдачу.
Телеграфист вскинул на него веселые, с хитрым огоньком, глаза и вежливым голосом сообщил:
– Кто зевает днем, тот не зевает ночью.
Гиацинтов от души расхохотался, оценив остроумие телеграфиста, а Речицкий укоризненно покачал головой – разные все-таки люди были они по характеру. Но это обстоятельство нисколько не мешало проникаться им друг к другу все большей симпатией, хотя вслух об этом не говорили.
Выйдя из городского почтамта, который стоял на Обском проспекте, считавшемся главной улицей Никольска, Речицкий и Гиацинтов не стали останавливать извозчика, чтобы доехать до гостиницы «Метрополь», а тихо и неторопливо отправились пешком – очень уж хорош был зимний день: с легким морозом, с ярким солнцем и веселым скрипом под каблуками молодого снега, выпавшего сегодня под утро.
Проспект жил своей обыденной жизнью: неслись по нему легкие кошевки и санки, торговали магазины, магазинчики и лавки, приветливо распахивали свои двери трактиры, зазывая всех желающих, и слышался громкий смех юных реалистов, возвращавшихся после занятий по домам. И так хорошо было идти, не торопясь и не поспешая, так сладко дышалось морозным воздухом, что не хотелось о чем-то говорить, не хотелось нарушать состояния покоя даже одним словом. И лишь после того, как свернули на Алтайскую улицу, на которой стояла гостиница, Речицкий неожиданно напомнил:
– Сегодня третий день пошел, а господин Скорняков так и не объявился. Может, поторопились, отправив телеграмму Сокольникову?
– Не поторопились, – успокоил его Гиацинтов, – сообщили, что прибыли, сообщили, что нашли и что Скорняков обещал помочь. Мы же не написали, что он уже помог. Подождем.
– В любом случае завтра придется нанести визит в городскую управу, может, что-то удастся выяснить… Хорошо бы связаться с местной полицией…