Шум за окнами не затихал. Забелин и Феодосий, повинуясь приказу, сидели молча и не шевелясь, будто их приколотили гвоздями к стульям, Лопатин мирно спал, продолжая лбом упираться в стену, а человек с револьверами осторожно, на цыпочках, перешел в угол и встал там, выбрав удобную позицию: входная дверь и сидящие за столом были теперь у него перед глазами. Он отдышался, руки перестали вздрагивать, в комнате повисла глухая, напряженная тишина.
И в этой тишине неожиданно заговорил Феодосий. Поднял голову, уставил взгляд в потолок и заговорил:
– Больше искать не будут. Друга твоего уже нашли, бьют теперь. Больно бьют. Сейчас в полицию повезут, и он там все про тебя расскажет. Жди, когда уедут.
С улицы, действительно, донесся пронзительный крик, так обычно кричат, захлебываясь от нестерпимой боли, затем крик внезапно оборвался, процокали конские копыта, и скоро все стихло. Выждав время, продолжая вжиматься в угол, человек с револьверами приказал Забелину:
– Ты! Выгляни в окно – что там?
Забелин поднялся из-за стола, подошел к окну, чуть отодвинул грязную занавеску и глянул в узкую щель. Улица была пуста.
– Никого нет, – сообщил он и вернулся на свое место.
Человек с револьверами вышел из угла, по-хозяйски сел во главе стола и с нескрываемым интересом принялся разглядывать Феодосия. Долго разглядывал. Молча. И лишь после этого спросил негромко:
– Ты кто такой?
Феодосий так же долго молчал, не отвечая, затем уставился в потолок и сказал:
– Завтра придешь – узнаешь. А когда узнаешь, к себе нас возьмешь. Кормить-поить будешь, и поедем мы все вместе в сибирскую сторону икону искать. Я ее в руки возьму и много увижу…
Так все и вышло. Нежданно-негаданно попали Забелин с Феодосием в боевую организацию эсеров-максималистов, в которой человек с револьверами, по фамилии Целиковский, играл весьма заметную роль. Провидческий дар Феодосия поразил всех – сразу и безоговорочно. Как вскоре выяснилось, напарник Целиковского по последнему неудачному эксу[22]
, попав в полицию, сдал всех, кого знал. Полного разгрома организации удалось избежать лишь благодаря предсказанию Феодосия: успели сменить паспорта, явочные квартиры и на время свернули боевую деятельность, затаившись и выжидая лучших времен.А Феодосий, будто соскочив с колодки, все твердил, не уставая, о сибирской стороне, об иконе и, начиная сердиться, уже требовал – поехали! Забелин сначала пытался отговорить его, выигрывая время, чтобы оглядеться внимательней – к каким людям их судьба занесла? Что они проповедуют? Чего хотят? Но разобраться до конца так и не успел – эсеры приняли решение об экспедиции в Никольск. И здесь, уже в Никольске, выяснилось, что Кармен, по настоящей своей фамилии Зейнович Сара Иосифовна, имела совсем иные планы. Она предложила Целиковскому и Забелину создать свою организацию, которая бы никому не подчинялась.
– Да вы поймите, – горячо убеждала она, сверкая темными глазами, – мы сможем делать великие дела! Мы сможем все!
Целиковский упорствовал и не соглашался, Забелин больше отмалчивался, а Кармен их всячески ругала, называя трусами и тряпками, и глаза у нее сверкали все яростнее. В конце концов они дали согласие.
А вскоре свершилось главное – Феодосий вспомнил дорогу. Оставалось до заветной цели лишь сделать последний шаг, но в последний момент все усилия и старания разлетелись вдребезги. Феодосия увезли неизвестно куда и неизвестно кто, Целиковский с Кармен скрываются в никольском притоне, а Забелин сидит в мастерской Скорнякова и рассказывает как на духу обо всем, о чем его спрашивают. А что он еще может сделать? Да ничего…
Ему очень хотелось жить.
– Ты еще обещался рассказать о Варе. Что о ней знаешь? – Гиацинтов задал этот вопрос и замер, ожидая ответа.
Забелин хлебнул воды из кружки, вытер ладонью губы и коротко хохотнул:
– С Варей Нагорной, уважаемый Владимир Игнатьевич, все оказалось очень просто. Правда, додумался я до этого лишь в последний момент. Бывает так, дело кажется немыслимо сложным, а в реальности – проще пареной репы. Потребовалось всего-навсего в местную епархию зайти и узнать, что Нагорная Варвара Александровна является на данный момент учительницей церковно-приходской школы и служит в селе Покровском Никольского уезда, куда мы чуть-чуть не доехали…
Гиацинтов и Скорняков быстро переглянулись. Оба сразу же подумали о том, что Речицкий находится сейчас в Покровском. Там же и Феодосий.
– А ваша Кармен с Целиковским в Покровку не собираются?
– Кто же их знает, Владимир Игнатьевич. Может, и собираются. Если соберутся – мало никому не покажется. У Кармен больше двух десятков эксов, несколько покушений – одним словом, очень решительная дама. И Целиковский не промах.
– Ну и нас не в крапиве нашли, – Гиацинтов поднялся, давая понять, что говорить больше не о чем.
– Подождите, подождите, – заторопился Забелин, – а как же я? Меня куда?
– Да ты не бойся, – усмехнулся Скорняков, – на тот свет не отправят. Сейчас мои ребята подъедут, определят тебя в хорошее место. Там тепло, сухо, кормежка от пуза. Не жизнь у тебя будет, а разлюли малина.