Покров

Все свои рассказы она повторяла почти через вечер – зачем?.. И в последний вечер моей жизни «у Карпекиных» опять – в который раз! – рассказывала о своей матери, бабе Акулине. Когда я в первый раз слушал, какая баба Акулина мудрая была, мне нравилось, я хотел представить ее и видел свою бабушку, только большого роста. Бабушка с такой же интонацией, одинаковым позавчерашним голосом говорила, как Акулина выдавала замуж своих дочек, как наводила справедливость в семье. Я при этом думал о своем, но бабушкины слова отзывались во мне, и в тот вечер я особенно мучился моей игрой: повторением какого-нибудь слова. Помню, что страшнее всего для меня было слово «халва». Я представлял, как в магазине на жирной бумаге лежит огромный кусок халвы, и повторял: «Халва, халва», – и хотя кусок этот на жирной бумаге оставался неизменным – всё над ним рассыпалось в прах, и не хотелось больше повторять, но словно тянул кто за язык… Я смотрел на бабушку, быстро отводил взгляд и невыносимо хотел домой. Я думал, что пойду домой и просто там останусь. Так оно и случилось назавтра.

Из школы я пошел через поле, дома разделся, долго ходил по комнате, радовался и вечером сидел с братом на полу, во что-то играл. Матери я сказал:

– Передай Карпекиным, что я перешел жить домой. И забери там мои книжки.

Быстро, с радостью, прошла весна.

Летом к Карпекиным приехал дядя Саша, мамин брат. И пригласил нас всех на свой день рождения.

Гостей было много, двери в доме везде открыли из-за духоты. Я ел большие сладкие яблоки, ходил между гостями и стеснялся, что у меня нет своего подарка. А когда дядька при всех подал мне руку и сказал: «Поздравляешь меня?» – мне стало совсем стыдно. Я обозлился на всех, что так медленно идет этот длинный вечер.

На столе лежал большой торт. Я подходил к столу и не решался сам взять один кусочек.

Наверное, из-за этого торта я вспомнил, что у Карпекиных мы проводили все праздники. Все они были похожи друг на друга, даже Новый год. Я всегда предчувствовал, что надо будет возвращаться ночью домой, заходить в свою хату, зажигать там свет – словно она была не совсем наша, а долго дожидалась нашего возвращения.

Дядькины друзья курили во дворе, смеялись, дядька смеялся с ними, часто, довольный, заходил в дом. Я разыскал среди женщин, которые разговаривали, маму, отозвал ее в сторону и сказал:

– А дядя Саша не дает мне торта, – и чуть не заплакал.

Мать засмеялась, вынесла кусочек торта, дала его мне и облизнула пальцы – продолжала улыбаться.

Наверное, об этом она сказала дядьке – когда уже прощались, он посмотрел на меня, покачал головой:

– Эх ты, племянник! Дядька тебе тортика не дал?

Я испугался, что расплачусь прямо здесь, и выскочил из хаты. Когда вышел отец, меня словно кто освободил: слезы полились вольно, я помню, как вздрагивало мое тело.

– Зачем она все рассказывает?.. – Я ухватился за руку отца и плакал все сильнее.

А он меня как-то и не пожалел – просто чтобы успокоить, присел на корточки и говорит:

– Садись на спину – поедем домой.

Я обхватил его шею руками, торопил:

– Быстрей, быстрей пошли…

Мы шли через поле, где-то сзади были мать с братом. Отец шел плавно и быстро – мне казалось, что я плыву над землей. Я прислонился щекой к теплому плечу отца – слезы уже высохли, и щеки мои были чужими, как после сна. А мне хотелось, чтобы слезы текли и чтобы отец через рубашку чувствовал, что я еще плачу.

Справа, за выпуклой спиной поля, догорал узкий закат. Я смотрел туда – багровая полоска тускнела от вечерней дымки, незаметно переходя в неизвестный цвет. От шагов отца небо покачивалось – казалось, что так и растворяется закат, растираясь о нечто неведомое, что находилось по ту сторону подвижного неба.

Почему не пришло мне тогда в голову, что это случается каждый вечер? Почему, глядя на этот закат, я никогда не вспоминал, что так же было и вчера, и позавчера, и каждый прошедший мой день? И никогда не мучило меня это повторение.

Через много лет после этого я увидел сон: я убегал от кого-то и спасал, уносил от бежавших сзади маленькую девочку. По всему лесу трещали сучья, облетали с шорохом ветки, а я бежал по мягкой от травы забытой тропинке. И вдруг – воздух стал светиться, я оглянулся: тучи в одном месте освободили небо, и там переливались все цвета, какие только могут быть…

Я показывал туда и кричал:

– Смотри!.. Бога нет, но это – вместо него, смотри!

А небо клубилось пожаром в том месте, и луч, широкий и живой, висел над нами в тяжелом и плотном воздухе.

11 УХОДЯЩАЯ УЛИЦА

Дождь прошел. Хотелось еще большего счастья.